Ник Мейсон - Наизнанку. Личная история Pink Floyd

Дэвид влил в группу новые силы. Он был артистичным гитаристом (а вот «артистичным аккордеонистом», насколько я знаю, не был), и вокал у него оказался сильным и весьма характерным. Не меньше всех остальных Дэвида интересовали эксперименты с новыми звуками и эффектами, однако наряду с изобретательностью он добавил группе более вдумчивый, структурированный подход и не жалел времени и терпения развивать каждую музыкальную идею до полного раскрытия ее потенциала. Дэвид хорошо смотрелся на сцене и сумел без потерь перескочить через те времена, когда вершиной моды считалась химическая завивка. Тем временем Рик поставлял в группу тексты и мелодии, а Роджер – энергию, дисциплину и музыкальную дальновидность. Поскольку барабанщики сами себе закон, мне, к счастью, не надо было так сильно стараться, чтобы оправдать свое присутствие.

Хотя поначалу в составе из пяти человек Дэвиду было неуютно, никто из нас вовсе не воспринимал его как новичка. К тому же люди, которые выдвигаются на роли ведущих гитаристов и певцов, редко бывают скромнягами, склонными к уединению. Норман Смит припоминает, что при первой встрече с Дэвидом как частью Pink Floyd подумал: «Этот парень как пить дать возьмет группу в свои руки». (Совершенно очевидно, что Норман тогда катастрофически упустил из виду долговязого басиста, стоявшего позади.)

Недоставало Дэвиду разве только солидного наследства для уплаты наших долгов, которые тогда уже достигли существенной суммы в 17 000 фунтов стерлингов. Таков был один из побочных эффектов нашей сделки с Blackhill : мы получили права на название Pink Floyd , и за это нам пришлось самим заниматься прокатом или приобретением фургона, световой аппаратуры и звуковой системы.

До прихода Дэвида Сид фактически был музыкальным руководителем группы – он ведь написал подавляющее большинство песен. Норман Смит вспоминает, что, услышав новости о Сиде, он сильно встревожился, поскольку не знал, пишет ли песни еще кто-то из нас. Однако Роджер и Рик тут же начали поставлять новый материал, причем Роджер (сочинивший «Take Up Thy Stethoscope and Walk» на альбоме «Piper») взялся за дело особенно решительно. Но процесс шел медленно, и в предсказуемом будущем мы были обречены играть на концертах примерно тот же репертуар, что и при Сиде.

Постепенно образовывалась новая подборка первоначально импровизационных, а затем более структурированных фрагментов. Хорошим примером может служить «Careful With That Axe, Eugene». В первоначальной версии это был инструментал на обратной стороне сингла «Point Me at the Sky», придуманный и записанный за трехчасовую сессию в студии на Эбби-роуд, причем длился он тогда две с половиной минуты. Со временем он разросся в длинную, десятиминутную вещь с более сложной и динамичной формой. Пусть эта сложность означала всего лишь «тихо, громко, тихо, опять громко», однако в то время, когда большинство групп оперировало всего двумя уровнями (громко до боли в ушах и громко до непереносимой боли в ушах), такой материал считался новаторским.

Роджер в зале ожидания амстердамского аэропорта. В тот период мы, если отправлялись за границу с рекламными целями, обычно садились в самолет, а если ехали играть – грузились в «транзит».

Мы по-прежнему давали немало концертов, но между прошлогодними концертами и нынешними была существенная разница. Первоначальная андерграундная сцена распадалась, а клубы «Топ Рэнк» мы уже исчерпали. Под руководством Тони Говарда мы неожиданно очутились в весьма особой среде: сети университетов. Новые университеты росли как грибы в крупных провинциальных городах, а студенческие профсоюзы быстро обнаружили, что концерты – превосходный способ собрать деньги и даже получить прибыль. В большинстве университетов для привлечения известных групп имелись финансы, заинтересованная публика, подходящие концертные площадки, а зачастую и официальный секретарь, маниакально мечтающий стать бизнесменом. В семидесятые годы многие из таких секретарей стали известными промоутерами: классический пример – Харви Голдсмит, да и Ричард Брэнсон появился из той же среды.

Впрочем, мы не забросили и музыкальную сцену Лондона, хотя с тех пор, как Сид покинул группу, доверие андерграунда мы отчасти утратили (бытовало и по сей день бытует мнение, что уход Сида отметил конец «настоящей» группы Pink Floyd ; понять я могу, согласиться – нет). Так или иначе, все менялось: новые клубы наживались на прежних идеалах «UFO».