Ник Мейсон - Наизнанку. Личная история Pink Floyd

После этого меня занимала не столько музыка, сколько визуальный ряд. Когда мы не выступаем и не записываемся, я крайне редко нарочно слушаю наши треки. А вот кадры, снятые крошечными статичными камерами в студии, пока мы играли, вызвали к жизни немало воспоминаний.

В период, когда мы трудились над новыми треками, я взял короткий отпуск и выступил на церемонии закрытия Олимпийских игр в Лондоне. Как обычно, состав выступающих на открытии и закрытии оброс массой слухов.

Художник по свету Патрик Вудрофф вспоминает, что «о „Пинк Флойд“ шла речь всю дорогу – они были в списке классических английских групп, непременных и всем желанных. Но Ким Гэвин, – (хореограф и креативный директор церемонии), – считал, что нужен современный подход, поэтому обратился к Эду Ширану». Пролетел слух, что мы с Дэвидом и Роджером сыграем втроем, но в итоге из всей группы в церемонии участвовал только я.

Идея была соблазнительна еще и потому, что сцену мне предстояло делить не только с Эдом, но также с Майком Резерфордом и Ричардом Джонсом – оба мои добрые друзья и блестящие музыканты. А поскольку играли мы всего одну песню («Wish You Were Here»), подготовка требовалась минимальная.

Должен сказать, Олимпийские игры мне страшно понравились. Я, как и многие, сомневался, получится ли хорошо, – а получилась просто фантастика. Я лондонец, всегда не прочь оказаться зрителем или участником крупнейших общественных событий города – Фестиваля Британии, например, или, если уж на то пошло, «Live 8», – и я считаю, что церемония вышла духоподъемная и увлекательная. У нас были тысячи помощников, и все делали что-то полезное, хотя тысячи – это, конечно, перебор: когда я искал столовую, мне на помощь бросались минимум шестеро волонтеров.

Помимо собственно выступления, которое промелькнуло в мгновение ока, точно Усейн Болт, я запомнил две вещи. Поскольку артистов на сцене было много и каждый выходил с одним-двумя номерами, ударные установки менялись очень быстро (и очень умело), но я слегка нервничал, что выйду на сцену и не обнаружу там барабанов. На этот случай я за кулисами репетировал пантомиму а-ля Марсель Марсо.

Поскольку организаторы Олимпийских игр явно подписали со спонсорами строжайшие договоры, на аппаратуре и оборудовании не полагалось светить бренды других производителей. Поэтому один барабанный техник потратил несколько часов, всевозможными абразивами стирая с моих тарелок слово «Paiste» – название компании, на чьих инструментах я играл сорок лет.

Церемония закрытия Олимпийских игр в Лондоне, август 2012 года. Эд Ширан поначалу ненароком растревожил поклонников Pink Floyd, объявив, что мы выйдем на сцену вместе, а уже потом наши преданные фанаты разозлились на его слушателей, когда в социальных сетях выяснилось, что эти последние решили, будто «Wish You Were Here» – новый сингл Эда, и не поняли, зачем с ним играли какие-то неизвестные люди, особенно какой-то престарелый барабанщик.

Как водится, ждать приходилось подолгу. Такие вот концерты и фестивали – очень светские мероприятия: даже если у тебя сет в восемь вечера, явиться надо к десяти утра, так что я часами болтал с каким-нибудь Джорджем Майклом или Питом Таунсендом о плюс-минус добрых старых временах, и картина сильно смахивала на какой-то «Отель „Рок-н-ролл“: Лучший из экзотических».

Постояльцы этого отеля, увы, продолжали освобождать номера. В апреле 2013 года умер Сторм Торгерсон – тоже огромная потеря. Сторм был из тех дизайнеров, кто умеет придумать и создать невероятно мощные, поистине канонические образы – видя призму, машинально думаешь про «Dark Side», – но вдобавок любил слова, которые у дизайнеров обычно не числятся среди форте (и даже среди пиано). Сторм обожал каламбуры и игру слов. Однажды он нараспев поведал мне, что «в „Ник Мейсон“„девять букв, в „Пинк Флойд“ девять букв и в „Наизнанку“ девять букв». Глубинный смысл этого тезиса ускользает от меня по сей день.

По говорит про Сторма так: «Вот же псих. Графический гений. Окольный думатель. Сложный – запредельно. Мы были как небо и земля. Ссорились только так: „хассельблады“ по студии летали. Но мы были не разлей вода. Я его любил – он был мне как брат».

По рассказывает, что Питер Гэбриел, описывая работу со Стормом, «тепло вспоминает, с каким трепетом ты поднимался в студию, зная, что там тебя унизят, обольют грязью, музыку твою порвут в клочки, над стихами поиздеваются и все закончится ссорой. После этого ты, пожалуй, получишь пристойный конверт для пластинки. Но сначала Сторм постарается впарить тебе дизайн, который он уже пытался продать еще кому-нибудь».