Ник Мейсон - Наизнанку. Личная история Pink Floyd

Позднее я узнал, что на Би-би-си фрагменты этого выпуска непременно показывали стажерам-продюсерам – объясняли наглядно, чего ни в коем случае нельзя допускать, как бы успешен (или воинствен) ни был ведущий.

Свои писательские обязанности я выполнил и тут почуял, что мы становимся «достоянием»: через несколько месяцев после «Live 8» на церемонии в «Александра-пэлас» группу Pink Floyd включили в британский Зал музыкальной славы. Церемонию провел Пит Таунсенд, который доложил, что пропустил выступление The Who всего раз («не считая автокатастроф и болезней») – когда забил на концерт в Моркаме и повез Эрика Клэптона слушать нас с Сидом. Также он сказал, до чего счастлив, что на «Live 8» мы сыграли с Роджером: «Я не думал, что такое возможно. Еще одна стена рухнула».

Рик приходил в себя после офтальмологической операции, Роджер был в Риме на премьере своей оперы «Ça Ira», поэтому группу представляли мы с Дэвидом. Над нами висел гигантский экран, а на экране был Роджер в прямом эфире. Какой-то Оруэлл или Северная Корея, а Роджер – Вечный президент Республики Pink Floyd . «Панегирики ваши, – сказал Роджер, – слегка пугают, но, должен сказать, очень трогают», а затем сообщил, что никакой операции Рик не делал. «Мы тут с ним сбежали и счастливо живем в квартирке на Виа Венето…»

Я сказал зрителям, что эти почести хоть как-то компенсируют почти сорок лет дурных анекдотов про ударников, хотя сегодня я слыхал одну шутку, которая венчает их все. Маленький мальчик говорит матери: «Вот вырасту и стану барабанщиком». Мать смеется, смотрит на него жалостливо и отвечает: «Придется выбрать что-то одно».

Оставлять отпечатки ладоней на тротуаре перед «Китайским театром Граумана» нам пока не пришлось, но все равно ощущение было такое, будто наша история каменеет, складывается в некую конструкцию, которая, как ни странно, имеет шанс пережить нас всех. Вдобавок это означало, что наш срок годности, пожалуй, уже истек – теперь нас рассматривали в ретроспективе и больше не считали живой музыкальной силой.

Масла в огонь подлил Дэвид: в начале 2006 года в итальянской газете «Репубблика» опубликовали статью, где утверждалось, а-ля «Монти Пайтон», что «бренд „Пинк Флойд“ исчез, завершился, безусловно скончался». Дэвид сказал им: «По-моему, с меня довольно. Все кончено, è finita », – он вообще повторял этот рефрен все чаще. Для меня это все равно что красная тряпка для быка (или хотя бы модный малиновый галстук), потому что всякий раз первая моя мысль: «НО никогда не знаешь наперед…» Ничего не могу с собой поделать.

Возможно, Дэвид говорил с таким нажимом, потому что у него выходил новый сольник «On an Island». Над альбомом с ним работали Рик, Дэвид Кросби и Грэм Нэш, а также Боб Клоуз, блистательно игравший на гитаре во времена Tea Set и The Pink Floyd Sound , – славный привет стародавним первым концертам (этим клевые совпадения не ограничиваются: с Мэри, женой Боба, мы вместе учились в школе). Я сыграл с Дэвидом в «Ройял-Альберт-Холле» во время тура в поддержку альбома, через пару дней после того, как у него на сцене гостил Дэвид Боуи.

Через год, в мае 2007-го, я снова играл с Дэвидом и Риком, но обстоятельства были печальнее. В июле 2006-го умер Сид, и в память о нем Джо Бойд устроил концерт «The Madcap’s Last Laugh» в «Барбикане».

На похороны Сида никто из нас не пошел. Да, я жалел о том, как группа обошлась с Сидом, но, по-моему, последние тридцать с гаком лет мы поступали по справедливости и с его родными, и с ним самим и уважали его стремление к одиночеству. Даже если бы мы хотели пойти на похороны, нас, кажется, и не приглашали – церемония прошла в очень узком кругу родных.

В «Барбикане» Дэвид, Рик и я сыграли «Arnold Layne». Роджер (с которым я временами играл на его гастрольном туре «The Dark Side of the Moon Live») с Джоном Кэрином на клавишных исполнил свою песню «Flickering Flame». За кулисами собралась занятная тусовка – в том числе Крисси Хайнд, Деймон Албарн, Кевин Эйерс и, не могу не отметить, Кэптен Сенсибл, яркое напоминание о моей схватке с темными силами панка.

Спустя еще год вновь пришли дурные вести. В сентябре 2008-го умер Рик. Мы знали, что он болен, – и все равно это нас потрясло. На «Live 8» он выглядел как будто ничего, и при наших редких встречах тоже – в Великобританию он наведывался редко, в основном жил на борту своей яхты «Эврика». Рик был бестрепетным и умелым яхтсменом, чему доказательство – его трансатлантический переход под парусом.

Мы с Риком случайно столкнулись на Ибице – оба приехали в отпуск, и я жил на борту «Тигровой лилии», яхты барабанщика Queen Роджера Тейлора. Направляясь к берегу на тузике, я увидел впереди великолепную яхту – наверняка Рик, решил я. Мы повертелись вокруг, но на наши оклики никто не отвечал, – похоже, на борту никого не было. Затем вдруг с палубы поднялся седовласый старый моряк – не успев, по счастью, заорать: «¿Hola, donde está el capitán?» [39] «Здрасьте, а где капитан?» (исп.) , я сообразил: «Ой, *?@, это же Рик». Вообще-то, он не так уж и постарел – не больше, чем мы все, – но волосы у него совершенно побелели. Я предложил вечером поужинать, он сказал: «Дэвид тоже здесь, на Форментере», – мы на яхте пошли туда и экспромтом воссоединились за поздней трапезой.