Софья Голицына - Нам не дано предугадать [litres]

В Москве жили мы по-прежнему довольно открыто, бывали вечера, обеды. Нередко заезжал к нам великий князь Сергей Алекс. Когда проездом приезжал в Москву великий князь Константин Константинович, он всегда бывал у нас, и с этих пор установились наши хорошие, дружеские отношения. Помню один обед у нас с ним и поэтом Фетом <���нразб.>. Сколько интересных и приятных разговоров, сколько юмору проявляли оба собеседника. Фет написал мне в этот вечер четверостишие, обещал прислать какое-то золотое перо. Вот оно:

Милейший был старик Фет, добрый, веселый. С великим князем Константином Константиновичем отношения сразу становились простыми, сердечными [73] В 1899 г. Константин Константинович посвятил Софье Николаевне стихотворение об усадьбе Петровское: Княгине С. Н. Голицыной Родного севера картина: Полей зеленых предо мной Необозримая равнина И церковь Божья над рекой. Кругом, что ни обнимут взоры, Жилья далеко не видать; Луга, овраги, лес да горы, Простор, раздолье – благодать! Как веют на сердце целебно И этот мир, и тишина! И песнью радостно-хвалебной Опять душа моя полна. В стихотворении упоминается «церковь Божья над рекой». Эта церковь 1680-х гг. Успения Пресвятой Богородицы с приделами Петра и Павла и Николая Чудотворца, по мнению некоторых искусствоведов, первый в Подмосковье каменный «восьмерик на четверике». Церковь была видна из окон сталинской дачи в Калчуге, где Сталин жил в 20-30-х гг. Однажды Сталин выразил неудовольствие видом из окна и то ли сам приказал взорвать церковь, то ли его подчиненные, но в 1938 г. церкви не стало. В 2010-х гг. на этом месте по инициативе потомков Софьи Николаевны начался процесс восстановления церкви, но дворец стоит бесхозным и неуклонно разрушается. А портреты из собрания дворца висят на стенах первых трех залов Третьяковской галереи. (Прим. Г. С. Голицына.) . Образованный, умный, приветливый, он легко покорял сердца. Где бы он ни служил, всюду его любили и ценили его благородную душу, я не знаю человека, который бы плохо о нем отзывался. С нами он общался как с друзьями.

Почти пять лет оставался папа́ губернатором. Много было хорошего, но много и тяжелого в его службе. С Сергеем Алекс. он не ладил, и эта неприязнь чувствовалась во все время его губернаторства, после ухода престарелого князя Долгорукова. В один прекрасный день, зимой, кажется, в декабре, папа́ объявил мне, что он больше не губернатор, что его уволили, назначив без его ведома губернатором в Полтаву. Это известие меня ошеломило, не хотелось верить, что могли, не спросясь его, назначить в отдаленную губернию. Пошли всякие толки, чьих рук это дело, говорили, министра Дурново, а иные утверждали, что самого Сергея Алекс. И вот среди зимы пришлось нам перебираться в наш покровский дом. В одну неделю его протопили, и к Рождеству мы уже там поселились. Не успели мы туда переехать, как дети заболели корью. Крошка Ели тоже схватила эту болезнь, и в довольно тяжелой форме. После выздоровления всей компании мы дали два вечера с танцами, больше для племянницы Нади. Было очень весело молодежи. Ввиду дальнего расстояния нашего дома от центра города, мы решили для детей переехать на другую квартиру и наняли в следующем году большой особняк Полякова на Большой Никитской. Дом был трехэтажный, поместительный, и прожили мы в нем девять счастливых лет.

Три года было нашей маленькой Ели, когда в Петровском родилась 31 августа наша последняя девочка – Татьяна. 30 августа, в день именин дяди Александра Михайловича и нашего Саши, была обедня. Из Москвы приехали к нам Екатерина Петровна Ермолова с племянницей Марией Николаевной и молодой Николай Гагарин, большой друг Никса. Вечером играли дети сцены из «Гамлета» и «Горя от ума». Были и ильинские соседи. После спектакля был чай и легкий ужин, разъехались в первом часу. Как только все улеглись и в доме все стихло, я попросила папа́ скорее послать в Ильинское за акушеркой, и в 5 часов утра благополучно родилась прелестная, крупная наша дочь Таня. Гости немало были удивлены, проснувшись на другой день, узнать, что явился на свет новый член семьи.

17 сентября окрестили малютку. Крестной матерью была великая княгиня Елизавета Феодоровна, а крестным отцом милейший мой деверь Иван Михайлович. В этот день погода была летняя, 20 градусов в тени. Обряд крещения происходил в зале в 3 часа дня. Наехало много народу, все соседи, Юсупова, Голицыны, не считая всей великокняжеской свиты. Не думала я тогда, что через 27 лет моей дочери Тани не станет и что она скончается на чужбине.