Александр Рыбин - Современный кочевник (дневник на Дороге)

Оплавленные сопки Тывы и мы делали секс в ее месячные. Грех, конечно. Во многих религиях. После я мылся, окрашивал горный ручей в красное. В ее красное. Расстроенная содеянным, заплаканная, она пыталась стать невидимкой. В нашей палатке. И происходил фестиваль горлового пения. Под тяжелым заглавием "Международный ежегодный". Он не проводится уже года три.

Мы прокочевали до зеленого моря Владивостока. Гниющие водоросли вязко пахли. Звезды планктона вспыхивали в море теплых ночей. Я поселился во Владивостоке. На ветшающей деревянной его окраине. Один - она настолько красива, что чувства ее... Летом, в июле, начали раскрываться лотосы. С мягким шорохом. Я стал понемногу оживать. Запах гниющих водорослей и из тех дней тоже.

Надеюсь, завтра мне будет, что сказать о настоящем.

"Все же в корне кочевничества цыган обычные бытовые потребности. Для мастеров, гадалок и ансамбля требовались новые потребители те, кому все это было ещё в новинку. Именно поэтому цыганам требовалось переезжать каждый раз. Ещё одной причиной кочевничества была многодетность цыганских семей". Откуда-то. Цитата осталась в блокноте, а откуда ее переписал - стерлось. Старый блокнот, долго со мной ездит.

Аэропорт Домодедово. Я сюда прилетал, отсюда улетал... сколько-то раз. Небо, словно живот беременной женщины. Тугое. Вот-вот что-то родиться. Или кто-то. Самолеты взлетают. Заходят на посадку. Капли небесного пота. Москва угадывается - до нее же километров 30 - по столбам промышленного дыма.

Читаю про крушение монархии в Эфиопии. В самолете буду читать о гражданской войне в Таджикистане. По пути в Куляб.

Пегий город Куча в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая. В пятнах разных времен, культур и рас. По-европейски носатые и широкоглазые уйгуры и бритвенно-узкоглазые дунганы и ханьцы с вечными улыбками, за которыми не видно зубов.

Одно- или двухэтажные домики из Средневековья. Без окон на улицу, окна только во двор, закрытый от соседей и улицы каменной или глиняной стеной. Галдящие базары в лентах дыма от тандыров и мангалов. Уйгурские женщины мягко растягивали гласные, словно мед лили. Можно было слушать их и запивать чаем. Потом есть не хотелось. Чувствовал себя сытым. "Эй, Нуримаан, карас бар маа?" - обращалась одна к другой. Но звуки "чкх" и "бр" торчали из уйгурской речи ржавыми столбами на весеннем лугу, - легко и подавиться с непривычки. В старой части города.

Современная китайская стеклянно-бетонная многоэтажность. Западнообразные фаст-фуды за витринами. Столы для бильярда прямо на улицах. Ханьцы предпочитали играть на деньги. Пальцы заводских труб тыкали в небо, как гопники в грудь запозднившегося одинокого прохожего. В новой части города.

Я жил в Куче на улице Jiefang lu. Один конец Jiefang lu вылезал на развалины древнего буддистского города Субаши, а другой - вплетался в глиняные улочки уйгуров. Улочки настолько узкие, что ангелы оттуда не взлетали - не хватало места для размаха крыльев. Ангелы взлетали с кладбищ и из садов.

Зима без снега и мерзло-бледное небо. На берегу пустыни Такла-Макан, на берегу моря уснувших волн.

В шорохе декабрьских садов гуляли отары - совсем-совсем не было снега, листья, листья, сухие листья, как в октябрьском Владивостоке. Пастухи - старички или дети - покусывали загустевший воздух. Рассказывали, как 1500 лет назад (это сказал один, другой - 2000 лет назад, третий - 2500, они не изучали историю, они ее чувствовали, а чувствам верили гораздо больше, чем книгам и археологическим раскопкам) на Великий шелковый путь пришли их предки, кочевники-уйгуры.

Пришли то ли с севера, который греки самоуверенно населяли мертвыми, то ли с запада, откуда исходили многочисленные христианские секты.

- Наши предки соблазнились богатством Шелкового пути, - сказал один.

- Нееет, они устали от войн, - сказал другой.

- Они захотели обрести свою землю, надоело им кочевать по чужим землям, быть все время гостями, - сказал третий.

- Они перестали быть кочевниками и осели вдоль Шелкового пути вокруг Такла-Макан, - пояснил четвертый.

Они рассказывали историю своего города. Мне было интересно дослушать ее до конца. Поэтому прожил в Куче почти два месяца. Единственный на весь город урус. Даже урус в квадрате. По-уйгурски "урус" значит и "русский", и "иностранец".

На берегу моря уснувших волн, под мерзло-бледным небом.

Дома баджо - это большие лодки с установленными на них примитивными спальными "каютами". Люди этого племени - отличные ныряльщики. Причем ныряют они по-другому, чем те же европейцы. Перед погружением они полностью выдувают воздух из легких и уходят под воду. Отсутствие воздуха позволяет им перемещаться по дну, как по суше, и не требует дополнительного груза, чтоб не всплыть. Пловец-баджо может "ходить" под водой почти 10 минут.