Дмитрий Жуков - Дневник карателя. Эрих фон дем Бах-Зелевский

26 июня 1941 г.

Сильная жара. Подходящая погода для Гитлера и его наступления. Вчера в 8 часов утра выехал на машине из Бургвайде и в 16 часов прибыл в свою штаб-квартиру около Варшавы. Мы находимся в деревне Сколимов 9 в польско-евангелической общине. Поляки и евангелисты объединены здесь – какое противоречие! Ты, немецкий упрямец Мартин Лютер 10, какое оружие сотворили из твоих евангелических знаний!? Это работа презренного ренегата, надменного парня, который сделал немецко-евангелических христиан польскими гражданами.

27 июня 1941 г.

Сегодня я нанес свой первый визит начальнику тылового района групп армий «Центр», генералу от инфантерии фон Шенкендорфу 11, которому я подчиняюсь. Получил его указания не разделять полицейский полк «Центр» – мои оперативные силы. – Я хочу в последний раз поужинать в офицерском клубе вермахта […] [2] Далее – неразборчиво. . Приехал в Восточную Пруссию с четкими инструкциями Гиммлера 12[…] [3] Далее – неразборчиво. . […] [4] Далее – обрыв страницы дневника. Крупные землевладельцы (в том числе дворяне, сумевшие проникнуть в партию) были совершенно против любого социализма и дальше вели жизнь, присущую господам. Ошибка со стороны Коха 13 состояла в том, что он взял под защиту старого соратника, который купался вместе с ребенком в ванной, и вообще брал под защиту тех субъектов, чья деятельность вступила в противоречие с законами. Если бы конфликта с Кохом можно было избежать, я бы предпочел это сделать, но это было несовместимо с моей честью. Каждое преступление должно разбираться судом. Насколько мне известно, ущерб от таких поступков для партии вызвал едкие насмешки вермахта. – Дарре 14, чей хороший друг занял официальную должность, также боролся против Коха. Кох же терпеть не мог независимость германской сельскохозяйственной организации. Кох, однако, вел борьбу не лично против Дарре, а преследовал его политических руководителей, мелких крестьян, которые поддерживали Дарре. Видя всю нечестную деятельность со стороны Коха, я познакомился с этими крестьянами. – Как сообщил Геринг 15, фюрер, который накануне лично принял меня в присутствии Фрика 16, похоже, высказался против Коха и был вполне согласен с его отстранением. Решение фюрера, само собой разумеется, всегда последнее, и критиковать его – преступление. Все же для будущего я составил свое личное мнение о Кохе. Помню, как после одного из таких решений в январе 1936 г. мне не оставалось ничего другого, как поступить согласно кодексу человека, потерпевшего поражение. Мои личные враги пытались шантажировать меня лживыми слухами, чтобы нанести по моей карьере смертельный удар. Поскольку в моей жизни не было ничего вызывающего, то отчий дом должен был выдержать это потрясение. Так как в политической жизни только успех считается мерилом значимости личности, я удалился в Силезию, где занялся своей работой, став одиночкой. В то время только двое моих коллег – группенфюрер Вольф 17 и Далюге 18 – были рядом со мной. Я стал работать в Силезии, как никогда раньше в своей жизни. Мне не приходилось бывать дома вечерами, причем почти несколько лет. Наряду с текущей канцелярской работой, я постоянно переезжал из одного подразделения СС в другое. Я заботился о членах СС, как о своей собственной семье. Еще до Нюрнбергских съездов партии я лично представлял каждого участника. Наконец, моя работа вновь нашла признание в глазах рейхсфюрера СС.

30 июня 1941 г.

Вчера совершил первую поездку на фронт. Долго проверял сторожевое охранение на шоссе № 1 и подвижные посты полицейского полка «Центр». Я также посетил форт цитадели Брест-Литовска. Картина на кладбище, где солдаты обнаружили огромное количество захоронений, откровенно была страшной. Красная армия сражается отчасти героически. Комиссары, похоже, распространяют слухи: «Нацисты расстреливают всех пленных» 19. Что касается большевистских комиссаров, то им действительно есть чего бояться. Страх делает непонятным их ожесточенное сопротивление. Большевистское мировоззрение нельзя объяснить только пропагандистской работой. Коммунисты, вероятно, убеждены в своей мировой миссии. Два маленьких штриха. Офицеры в Брест-Литовске рассказали мне, что команде полевой жандармерии пришлось расстрелять десяток большевиков, поскольку они, как солдаты, носили гражданскую одежду; они просили о пощаде, от чего кричали перед казнью: «Хайль Гитлер!». А один даже кричал: «Хайль Гиммлер!». Когда в ходе боев за крепость часть оборонительных сооружений и подземных ходов были похоронены огнем артиллерии и бомбами, наши солдаты кричали в казематы: «Поднимайтесь». Однако русские смело отвечали по-немецки то, что в свое время сказал Гётц фон Берлихинген 20.