Йона Амнон - Не оставляя следов. Воспоминания ветерана израильских спецслужб

Из Мюнхена я двинулся дальше и 29 ноября 1947 года приехал к своим родственникам в Антверпен. В этот исторический день всему миру возвестили по радио, что Организация Объединенных Наций в Лейк-Саксессе приняла решение о создании еврейского государства.

На следующий день все евреи Антверпена собрались, чтобы отпраздновать это событие. Везде царило веселье, все ликовали, словно пришел Мессия. Все понимали, что решение ООН дает возможность еврейскому народу воссоединиться на своей исторической родине.

Радость смешивалась с тревогой за положение в стране. Я поспешил сократить пребывание у родственников и немедленно отправился в Париж, куда недавно был переведен штаб Хаганы из Праги. Как мне хотелось поскорей вернуться домой, быть вместе с родными и близкими в этот исторический момент! Тем более что, как я слышал, там уже начали мобилизовывать юношей 15–17 лет.

Нахум Шадми сообщил мне, что после решения ООН о создании Государства Израиль наши планы изменились и моя поездка в Северную Африку отменяется. Нахум велел Йосефу Харари и мне немедленно отправляться в Италию, чтобы организовать ускоренные тренировки по стрельбе и боевой и физической подготовке нескольких тысяч молодых беженцев, находящихся в итальянских лагерях и ожидающих возможности попасть в Эрец-Исраэль. Теперь всем стало ясно, что молодому государству необходимо подкрепление — обученные бойцы. Дело, которое нам поручили, было жизненно важным и крайне срочным.

Хотя я попал в Париж впервые, нельзя было задержаться даже ненадолго, хоть немного погулять по городу. Уже через три дня мы были в Риме.

В конце 1947 года, приехав в Италию, мы попали в страну, которая с еврейской точки зрения стала ареной важнейших событий.

Это была страна, чей фашистский режим во главе с Муссолини заключил союз с Гитлером в годы Второй мировой войны. Но итальянский фашизм — хоть это и был первый фашизм в Европе (само слово «фашизм» зародилось в Италии, и Гитлер во многом считал себя учеником Муссолини) — сильно отличался от нацистского режима Германии. Суть отличия заключалась в полярной противоположности итальянского и немецкого национальных характеров. Итальянский народ, жизнелюбивый и жизнерадостный, народ, который знал нищету, разобщенность, гражданскую войну и нужду, не испытывал ни ненависти к евреям, ни желания их преследовать. Еврейская община в Италии, община древняя и родовитая, была тесно связана с духовной и экономической жизнью Италии, а итальянский народ видел в евреях братьев по судьбе, по культуре и по предназначению. В этом смысле фашистский режим Муссолини для них ничего не менял. Да и сам Муссолини не поощрял антисемитизма в своей партии. Союз с Гитлером, по существу, ему только повредил: в конечном счете, когда союзники нанесли поражение Италии, диктатор заплатил за него жизнью. В Милане итальянские партизаны расстреляли его вместе с его любовницей, а затем повесили оба трупа.

В 1947 году, через два года после поражения, Италия, охваченная экономической и духовной депрессией, пыталась подняться из руин. В те дни сигарета еще оставалась разменной монетой Европы: за нее можно было купить услугу, женщину, мелкого чиновника. Еще выше ценилась денежная взятка. Но главное — хочу это особенно подчеркнуть, — в итальянском народе жил дух восхищения еврейской выносливостью и упорством, и многие итальянцы приходили на помощь евреям из внутреннего душевного побуждения, из желания помочь и искупить грехи войны и фашизма.

Эта Италия, в которую я попал в конце 1947 года, была — на наш, еврейский и израильский, взгляд — особенной страной. В огромные лагеря были привезены евреи со всех концов истерзанной Европы; ими занимались Еврейская бригада, Хагана, Бриха, «Центр для изгнанников» и другие еврейские и международные организации, как, например, Джойнт, чтобы как можно скорее найти выход из положения.

С нашей же точки зрения, выходом из положения для них был, разумеется, переезд в Эрец-Исраэль.

Чтобы понять, что происходило в «еврейско-израильской» Италии 1947 года, необходимо остановиться и сказать несколько слов об Аде Серени. Работа этой женщины заслуживает, конечно, более пространного повествования, но для понимания событий, свидетелем которых я стал тогда, расскажу о ней лишь вкратце.

Ада родилась в Италии. Выйдя замуж за Энцо Серени, она вскоре приехала в Эрец-Исраэль. В начале тридцатых молодая пара входила в число основателей кибуца Гиват-Бреннер. Когда началась Вторая мировая война, Энцо Серени добровольно вызвался участвовать в десантной высадке в тылу противника в Италии. Выполняя задание, он бесследно исчез. Благодаря полученным впоследствии свидетельским показаниям выяснилось, что его схватили и отправили в немецкий концлагерь, где он и погиб.