Михаил Пашкевич - Афганистан - война глазами комбата

Пробовали «чарз» от 5 до 10 раз процента три из числа курящих. А систематически курили наркотик единицы, причем не в каждом подразделении. И при хорошей постановке разъяснительной работы, как правило, получались соответствующие результаты.

Следующей проблемой, которая отнимала много времени, была проблема формирования коллективов, создания в них доброжелательной обстановки и исключения неуставных взаимоотношений. Последние для нас представляли особую опасность. Стоит только представить замкнутую среду сторожевой заставы, отрезанной от внешнего мира, с многочисленными ежедневными проблемами, с большим количеством оружия у всех, с постоянными обстрелами и нападениями, чтобы понять — почему.

Одной из провоцирующих неуставные взаимоотношения была проблема приготовления пищи па заставе. Занимался этим повар, а вот мыть посуду нужно было всем по графику. Так вот, нарушение этого графика и становилось проявлением неуставных отношений.

Другим проявлением было умышленное изменение времени несения службы на посту. Стоять в карауле с 7 до 9 часов утра — это одно, ас 11 до 15 часов — это уже другое. В это время жара доходила до плюс 58 градусов, и понятно, что желающих стоять па посту при таком пекле было значительно меньше, чем с утра, по холодку. Часто ли эти нарушения были? Скажу честно: с проблемой мытья посуды мне приходилось разбираться в батальоне что-то около пяти раз за два года. Но, учитывая то, что я не всегда обо всем знал, возможно, это было чуть почаще. С подменой графика дежурства сталкивался дважды, причем на очень серьезном уровне, с привлечением комсомольской и партийной организаций, с неприятными последствиями для всех виновных.

Расскажу еще об одной типичной ситуации. После года службы я приехал в отпуск в маленький районный центр Сибири. Буквально на второй день слух о моем приезде уже дошел до родителей ребят, служивших в Афганистане. И пошли ко мне ходоки. Спрашивали, уточняли, рассказывали каждый о своем единственном и самом дорогом сыночке. Родители есть родители. Один из отцов, ведя разговор о своем сыне, с гордостью подчеркивал, что он уже старшина. Двое из сыновей приехавших ко мне родителей служили в десантной части Востротина, и я пообещал найти их и передать им небольшие посылочки.

По приезде в Баграм я в тот же день поехал разыскивать своих земляков. Но, несмотря на все мои усилия, одного из них я найти не сумел. А когда начал спрашивать о нем второго своего земляка, Андрея Шатуло, то выяснил, что никакой он не старшина, а работает на банно-прачечном комбинате и поэтому прячется от меня, стесняясь подойти. А в горы его не берут потому, что он через несколько километров «умирает» — силенок нет. Теперь мне стало все понятно: почему он не захотел со мной встретиться.

Вероятно, самым страшным наказанием в Афганистане в боевых частях было то, что солдата по разным причинам не брали на боевые действия. А чаще всего такими причинами являлись физическая слабость и безволие. И тогда таких солдат окружала степа холодного отчуждения. Это и могло породить самые настоящие неуставные взаимоотношения: «Эй, ты, на боевые не ходишь, сбегай-ка за сигаретками, принеси водички, зашей гимнастерку…»

Вариантов множество. Подобные ситуации требовали большого внимания от командования и правильно поставленной воспитательной работы. И подавляющее большинство солдат выполняли свой воинский долг честно. Так в итоге получилось и с моим земляком. Когда я уезжал по замене в Союз, то заехал к нему проститься. Но в полку его не оказалось: он был на боевых действиях.

В моей повседневной работе нередко возникала еще одна очень острая проблема, которую приходилось решать вместе с подчиненными офицерами и прапорщиками всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Ибо столкнулся я с ней только в Афганистане и никакими теоретическими, а тем более практическими знаниями для ее решения не располагал.

В самом начале я упоминал о том, что у большинства молодых людей, попавших в Афганистан, напрочь отсутствовало чувство страха. Прослужив там всего лишь месяц, я сделал для себя вывод, который и записал в дневнике:

«29 июня 1986 г. Люди гибнут — это не может быть нормой. Притупляется чувство опасности, и люди гибнут. Нужен постоянный психологический допинг. Стиль работы должен быть таким, чтобы любым способом заставить чувствовать опасность. Самое страшное, что к мысли о возможной смерти как-то привыкаешь. И это расхолаживает».