Филипп Вигель - Записки Филиппа Филипповича Вигеля. Части пятая — седьмая

Неизвестно, Аракчеев подал ли Государю мысль о военных поселениях, или, усвоив ее себе, сделался ревностным её исполнителем и через то более чем когда нужным Царю? В древности римляне на берегах Рейна и в Паннонии заводили вооруженные колонии, дабы защитить империю от варварских вторжений. Ныне в Венгрии, вдоль по Дунаю, под именем Военной Границы поселены храбрые Сербские полки. Во дни порабощения России, её бессилия и неустройств, на южных пределах её, без её участия и ведома, сама собою встала живая стена, составленная из ратников, которые удальством своим долго изумляли окрестные края. То что мудрость человеческая сделала для охранения Рима и не спасла его, Провидению угодно было сотворить для нас. От обоих берегов Днепра, от порогов его, и вдоль по тихому Дону, перстом Всевышнего проведена была блестящая черта; она должна была как межа означить будущие владения возвеличенной Им России. Когда же они достигли этой грани, то черта сама собою, естественным образом, стала передвигаться и тянуться на нескончаемое пространство. Мы находим ее на берегах Кубани и Терека, Урала и Иртыша и, наконец, ее видели на Амуре, до втока его в Тихое море. Запас самим Небом для нас приготовленный, за который мы не можем достаточно возблагодарить Его, — казачье войско сберегло нам половину Украины, помогло взять обратно другую и теперь в отдаленнейших местах стоит везде на страже, как передовые ведеты сил русских. Его заслуги неисчислимы.

Ничего с ним общего не могло иметь Аракчеевское создание. Для чего внутри государства нужны военные поселения, и от каких внутренних врагов могут они защитить его? Вот вопросы, которые многие друг другу делали. Надобно полагать, что Государь, во время последнего пребывания своего за границей, убедясь в непокорном расположении западных народов в правительствам своим и предвидя в будущем новые беспокойства, нашел необходимым для обуздания их сохранить многочисленную армию, которая нужна ему была во время общей войны. Он думал о средствах сделать сие без обременения государства, и несчастная мысль о военных поселениях представилась ему. Вероятно, он открылся в ней Аракчееву, который, избран быв главным орудием в этом важном предприятии, не посмел, или, скорее думать надобно, не захотел ее оспаривать. Сначала, приступая к делу медленно, Государь, как видно, имел намерение колонизировать всю армию, которая, таким образом утроенная числом, сама бы себя содержала. Первый опыт сделан над казенными и у помещиков на сей предмет скупленными крестьянами в селениях Новгородской губернии, находящихся поблизости к владениям графа Аракчеева. Заведенный им в достопамятном с той поры селе его Грузине ужасный порядок, превращающий людей в бесчувственные машины, стал распространяться на несчастных хлебопашцев, в окрестности живущих, и на воинов, посреди их селимых. В следующих годах по этому образцу заведены военные поселения в Белоруссии, потом на Буге и, наконец, в Харьковской губернии, в Чугуеве. Кажется, что будущая дешевизна содержания войск в настоящем обходилась чрезмерно дорого и была разорительна для казны. Сие самое остановило распространение зла, коего несчастные последствия были бы неисчислимы. Чего бы не могли сделать полтора миллиона людей недовольных, измученных, выведенных из терпения, с оружием в руках?

Пример казаков без всякого пособия, без всякого надзора образовавшихся, первоначально должен был породить мысль о сем чудовищном учреждении. Искусство в этом случае, подражая природе, думало превзойти ее. Произведение её, совокупно с обстоятельствами, казаки были какая-то особая стихия, в состав коей вошли все другие. У них всё было свободно как степной воздух, коим они дышали; в сердцах и взорах их не угасал огонь отваги, движения их были быстры, как течение рек, по коим они селились, и между тем как земля их, покорная законам той же природы, и они непринужденно повиновались властям над ними поставленным. А тут бедные поселенцы осуждены были на вечную каторгу. Два состояния между собою различные впряжены были под одним ярмом: хлебопашца приневолили взяться за ружье, воина за соху. Русский человек, трудолюбивый и беспечный вместе, после работы вместо отдыха любит погулять на свободе. Что за дело, если изба его не слишком чиста, лишь бы, по пословице, красна она была пирогами. От всего несчастные должны были отказаться: всё было на немецкий, на прусский манер, всё было счетом, всё на вес и на меру. Измученный полевою работой, военный поселянин должен был вытягиваться во фронт и маршировать; возвратясь домой, он не мог находить успокоения: его заставляли мыть и чистить избу свою и мести улицу. Он должен был объявлять о каждом яйце, которое принесет его курица. Что говорю я! Женщины не смели родить дома: чувствуя приближение родов, они должны были являться в штаб.