Героический город Ленина накапливал силы, чтобы разорвать кольцо блокады.
Глава четвертая. Все равно прорвемся!
Мне разрешили съездить к семье. Утром 27 декабря грузовой автобус повез нас, 30 подводников, на аэродром. Тяжелый бомбардировщик ТБ-3 уже дожидался нас. Разместились в объемистом фюзеляже, где было десятка три ящиков, груженных каким-то «железом»: блокадный Ленинград все больше выпускал оружия и щедро делился им с другими фронтами.
Самолет старый, повидавший виды. Окна без стекол. В кабине мороз зверский. Кое-как устроились, кто где. Я втиснулся между двумя ящиками, поближе к прямоугольному окну. Отсюда было все видно, но дул такой свирепый морозный ветер, что глаза слепило.
Запущены моторы, и мы вырулили на взлетную полосу. Над нами низко, почти на бреющем полете, деловито пронеслись истребители, поднявшиеся с соседнего аэродрома. Тяжело завывая моторами, мы поднялись в воздух и, не набирая высоты, полетели на северо-восток. Сопровождающие нас «ястребки» И-16 пронеслись на контркурсе на высоте метров 500 и, лихо развернувшись, снова обогнали нас.
Меня кто-то дернул за ногу. Вижу капитана 3 ранга А. И. Маринеско. Он что-то говорит мне, но я не слышу из-за рева моторов. Маринеско показывает на окно. Смотрю туда. Истребителей прибавилось, их уже десятка полтора. Кружатся каруселью. Вижу вспышки. Стреляют… Да это же бой идет! Наш самолет, пустив две длинные очереди трассирующих пуль, еще ближе прижимаясь к земле, повернул на обратный курс. Мы благополучно сели на том же аэродроме. Полет продолжался минут двадцать. Пошли устраиваться на ночлег.
На следующий день все повторилось снова. После второй попытки треть пассажиров раздумала лететь. После третьей неудачной попытки осталось нас меньше половины. Когда мы вылетели в четвертый раз, то из наших остались лишь Роман Владимирович Линденберг, Александр Иванович Маринеско и Павел Иванович Замотин. После успешного приземления в Новой Ладоге, а затем ночевки на аэродроме недалеко от Москвы, где была выгружена большая часть ящиков, все пошло хорошо, если не считать, что Горький нас не принял и мы вынуждены были возвратиться и сесть в Иванове. Здесь нас продержала несколько дней непогода.
Убедившись, что летной погодой даже не пахнет, мы с Линденбергом решили ехать в Москву по железной дороге. Новый, 1943 год встретили лежа на верхней полке переполненного вагона. В Москве мы распрощались. Я доехал до станции Абдулино, неподалеку от Уфы, а дальше добирался на подводе. Мороз стоял сибирский — до 50 градусов.
С семьей я провел всего четыре дня. Обратная дорога была еще более тяжелой, мороз дошел до 56 градусов. Больше недели добирался до Ладоги. Комендант усадил меня в кабину автомашины, груженной мешками не то с крупой, не то с зерном. И мы покатили по ослепительно сверкающему снегу. Вот она, знаменитая Дорога жизни! По обе стороны дороги виднеются обломки полусгоревших машин, зияют тщательно обвехованные полыньи и следы авиабомб. Мы проехали мимо полупровалившихся автомашин. Их разгружают прямо на снег. Специальные наряды солдат копошатся вокруг грузовиков, пытаясь вытащить их на крепкий лед. Регулировщицы в беленьких шубках и теплых валенках молча показывают водителям дощечки с цифрами и буквами. Водители благодарно кивают головой и приветливо машут рукой. Солнце сияет вовсю. На большой высоте точкой повис немецкий самолет-разведчик. А бесконечная вереница машин катит и катит по ледовой дороге.
На станции Ладожское Озеро стояли пять теплушек, запряженных крохотным маневровым паровозиком. Когда вагоны заполнились до отказа, состав медленно тронулся. Довезли до Пискаревки, дальше пришлось идти пешком. Глубокой ночью, бесчисленное множество раз остановленный бдительными патрулями, я добрался до плавбазы «Смольный». Когда очутился наконец в своей каюте, то даже ущипнул себя — не сплю ли: весь отпуск показался мучительным и радостным сном. Только ноющие от усталости ноги да боль в спине от укола — в Кабоне всем едущим в Ленинград вводили какую-то сыворотку — напоминали, что в отпуске я все-таки побывал.
Меня назначили инженер-механиком 1-го дивизиона. Собрались здесь самые разношерстные корабли: «Л-3» и «С-4», нуждавшиеся в серьезном ремонте, подводный минзаг «Лембит», «С-9», «С-12», «С-13» и «Д-2». Моряки ремонтировали корабли. Дел было много.
Читать дальше