Андре Моруа - Дон Жуан, или Жизнь Байрона

Мэри, дочь Медоры и её двоюродного брата Треваньона, была красивой девушкой со спокойным, твердым и кротким характером. Она хотела сделаться монахиней, но долго ждала этой возможности, так как мать, умирая, просила позаботиться о брате Эли. Когда де Варокье взял на себя воспитание ребенка, она постриглась в Сен-Жермене-на-Ли в монастырь Рождества и была монахиней в Сен-Илере. Мэри знала о своем происхождении. «Ей казалось, что она должна искупить больше, чем другие, и вносила для себя более строгие правила в монастырский устав, который, как ей казалось, не даст ей ничего, кроме отрады». На своем молитвеннике она нарисовала нечто вроде надгробного памятника матери; она называла её Элизабет Медора Байрон. Под рисунком написала (изменив он на она) стихи Ламартина:

Мэри записывала свои мысли: «Моя жизнь словно осенний листок, дрожащий в лунном луче. Хрупко её основание, коротко её беспокойное бытие». Иногда говорила о лорде Байроне со своими подругами: «Бедный Байрон, — говорила она, — я его очень люблю». Она умерла в 1873 году, в то время как сестры читали пред её одром молитвы Пресвятой Деве.

Ее брат Эли, последний отпрыск незаконной линии, красивый рыжеволосый малый с крутым подбородком, был счетоводом, коммивояжером, торговым агентом по винному делу и умер в госпитале в Сэте 22 января 1900 года. Это был день рождения Байрона.

«Всякое существо, к которому я привязываюсь, погибает несчастной смертью». Проклятие постигло почти всех женщин, которых он любил. Мэри Энн Чаворт давно уже была несчастна. Около 1830 года её видали в деревенской церкви, «согбенную заботами и тяжелой жизнью…». Мур, решивший после истребления мемуаров сам описать жизнь Байрона, приехал к ней в поисках материалов. Муж, Мастерс, был в отсутствии. Мур спел ей одну из ирландских песен, которые любил Байрон, и миссис Мастерс расплакалась. Её конец был ускорен бунтом ноттингемских ткачей, которые во время великой реформы в октябре 1832 года атаковали её дом. Пришлось спасаться ночью в амбаре, она простудилась и вскоре умерла сорока семи лет от роду. Её статуя есть в церкви в Кольвике.

Тереза Макри, афинская дева, вышла замуж за англичанина, Джона Блэка, который явился после смерти Байрона сражаться за Грецию. Этот Блэк стал впоследствии английским консулом и остался в Греции. Поэма сделала Терезу Макри знаменитостью. Все англичане, приезжавшие туда, являлись к ней, и она, вздыхая, рассказывала о Байроне. Когда обстоятельства заставили её мужа переехать в Миссо-лунги, она затосковала. Разговоры о Байроне, непрестанные вопросы о том, при каких обстоятельствах она его знала, кончились тем, что все это стало всерьез огорчать ее. Ночью ей виделся во сне Байрон, часто рассерженный и угрожающий. «Какая пытка!» — говорила она мистеру Блэку. «А как же ты можешь не видеть его во сне, когда ты только и делаешь, что думаешь о нем?» — возражал в ответ несколько раздосадованный муж.

Клэр никогда не простила Байрона, и когда Мэри Шелли в «Лодоре» похвалила поэта, писала ей: «Боже мой, подумать, что человек ваших способностей мог всерьез вообразить своим долгом превозносить то, что было на самом деле всего лишь смесью тщеславия, безумия и всяких несчастных слабостей, которые никогда еще не соединялись в таком количестве в одном человеке!».

Каролина Лэм всю жизнь оставалась ярким и жалким сочетанием блеска, разочарования и ничтожества. В апреле 1824 года у неё был приступ галлюцинаций: «В середине ночи мне показалось, что вижу лорда Байрона, — я закричала, спрыгнула с кровати и хотела бежать. У него был ужасный вид, и он скрежетал зубами, молчал, волосы стояли дыбом; он был гораздо толще, чем когда я его знала, и далеко не так красив». Месяц спустя из письма своего мужа она узнала о его смерти: «Каролина, — писал он ей, — я прошу вас соблюдать приличия. Я знаю, что это будет ударом для вас. Лорд Байрон умер». Она начинала поправляться, но встреча похоронного кортежа и выход в свет воспоминаний Медуина снова вызвали у неё припадки безумия.

Книга Медуина оказалась жестокой для нее. Именно из неё она узнала в первый раз ужасные стихи: «Remember thee…» Она написала Медуину: «Байрон никогда не мог сказать, что у меня нет сердца. И он не мог также сказать, что я не любила своего мужа. В свойх письмах он без конца повторяет мне, что из них двоих именно мужа я люблю больше, и поверьте мне, все мое очарование в его глазах было то, что я была невинной, преданной и пылкой…» На расстоянии она понимала лучше. Да, то, что Байрон мог любить в ком-нибудь, действительно всегда было каким-то элементом юности и невинности. Отсюда Мэри Дюфф, Маргарет Паркер, Эдльстон, Николо Жиро, позднее Тереза и паж Лукас. Сама она в течение нескольких дней в 1812 году должна была ему нравиться некоторым оттенком этой невинности… Как быстро она утомила его…