Сева Новгородцев - Настоящий джентльмен. Часть 1

18 ноября 1975 года был вторник. 13-го, в четверг, умерла поэтесса Ольга Берггольц, а 20-го скончался испанский диктатор, генералиссимус Франcиско Франко.

18-го никто не умирал. В тот день мы покинули Советский Союз.

Последние дни были как в Чистилище — еще не на небе, но уже не на земле. Мы сидели в опустевшей гулкой квартире без мебели, вещей, книг, всего того, с чем жили, — людьми без гражданства и паспортов. Рвались сотни невидимых нитей, связывавших нас с уже бывшей родиной. Весь нажитый скарб, уместившийся в четырнадцати небольших фибровых чемоданах, был сдан на таможню для досмотра еще за десять дней до отлета.

Погода на прощанье была мрачная — низкие серые тучи, промозглый сырой холод. Растерянные, бледные лица друзей и родственников, провожавших нас «на тот свет». Последние минуты пребывания на родной земле изрядно потрепали нам нервы: где-то за стеной шел тщательный досмотр багажа, мы боялись не успеть к отлету. То ли десяти дней им не хватило, то ли решили на прощанье устроить нам «концерт», чтобы надолго запомнили.

Получилось, запомнили.

Наконец, из недр таможни выкатили все четырнадцать чемоданов, опечатанных бирками. По розовым выездным визам нас пропустили в нейтральную полосу, где кончался Советский Союз. Провожать Галочку сбежались все ее бывшие сотрудницы и подруги по «Аэрофлоту», прекрасно знавшие, что с ней произошло в этом здании.

За барьером стояли друзья, родственники. Они пришли не просто проводить. В последний момент таможня могла что-нибудь изъять из ручной клади — это можно было передать назад, за барьер. Когда садились в автобус к самолету, сверху, с галерей, нам замахали, закричали. Сердце дрогнуло, слезы брызнули из глаз. Самолет взмыл в небо, пробил облака, и в салон хлынули солнечные лучи. Здравствуй, новая жизнь!

Путь наш лежал в столицу Австрии, Вену, первый перевалочный пункт для тогдашних эмигрантов. Летели через Берлин. До Берлина долетели хорошо. «Аэрофлот» кормил так, что, по выражению Рината, «никакому человеку это съесть никогда невозможно». В Берлине после вежливого досмотра нас провели в зал ожидания для безвизовых транзитных пассажиров.

С утра были только мы с еще одной парой из Ленинграда, потом понаехало всякого иностранного народу. Обстановка уютная — ковры, кресла, бар-буфет, беспошлинный магазин. Ринат выклянчил гоночную машинку за 70 центов — у нее было видно, как работают цилиндры в моторе, и колеса на амортизаторах [1] Подробности взяты из моих писем родителям. Они сохранились и вновь попали ко мне 30 лет спустя. .

Из Берлина вылетали два раза. Первый раз взлетели и вернулись — по техническим причинам (самолет «Ту-134»), через час полетели снова на этом же самолете, без задоринки. В Вене нас встречали три человека от агентства XИАС в сопровождении автоматчика. Наверное, охраняли от террористов.

Венский уклад жизни напомнил мне Эстонию, только лучше. Помню, в общественном туалете меня поразил писсуар с фотоэлементом. Только отходишь, как брызгает вода.

Из-за задержек самолета прилетели поздно, маленьким автобусом нас привезли в пансион фрау Беттины — польки, хорошо говорившей по-русски. Она выдала нам 400 шиллингов (около 22 рублей) на еду, и на такси отвезла в гостиницу «Валленштайн». По градации советских гостиниц это было заведение третьего разряда. В номере — три приличных кровати, два окна, шкафчик типа «гей, славяне», раковина с горячей и холодной водой.

Нас как истинных русских интеллигентов больше всего интересовала еда и магазины. Венские магазины — это проза и поэзия, удовольствие и продовольствие, хлеб и зрелище одновременно. Товар выставлен лицом — на витрине и в магазине. У хозяина только и дела, что все перевешивать, переставлять, добавлять разноцветные ленточки и шарики.

Я часто вспоминал друга, пианиста Гвоздика, который очень любил булочки и штучки. Ему бы в Вену — на каждом шагу неимоверное количество наисвежайших булочек, а уж о штучках надо было писать отдельный трактат.

При рассматривании витрин главное междометие было — «ух ты!» Описать это было невозможно, поэтому всё старался снимать на пленку.

В субботу и воскресенье, нерабочие дни, мы были предоставлены самим себе. Ходили по очереди (из-за Рината) в кино. В центре шли фильмы исключительно Jugend verboten, для взрослых. К своему удивлению, обнаружил, что мой зачаточный немецкий нас очень выручал — мы попадали куда хотели и покупали что нужно.