Билл Клинтон: Моя жизнь

Будучи старшеклассником, я играл соло тенор-саксофона в джазовой сюите «Кресент-Сити», посвященной Новому Орлеану [1] Кресент-Сити (англ. Crescent City) — прозвище Нового Орлеана, буквально означающее «город в форме полумесяца» (Новый Орлеан расположен в излучине р. Миссисипи). — Прим. пер. . Я всегда считал, что это соло у меня неплохо получалось потому, что, исполняя его, я вспоминал свои первые впечатления от города. В возрасте двадцати одного года я победил в конкурсе на стипендию Родса в Новом Орлеане. Наверное, мне удалось показать хорошие результаты отчасти потому, что я чувствовал себя там как дома. Когда я был молодым преподавателем права, мы с Хиллари совершили пару замечательных поездок в Новый Орлеан на съезды и останавливались в отеле «Корнсток» — маленькой причудливой гостинице во Французском квартале. В бытность мою губернатором Арканзаса наш штат играл в американский футбол на кубок «Сахарной чаши» с Алабамой и потерпел поражение; это была одна из последних великих побед легендарного тренера — «Медведя» Брайанта. Но ведь родился и вырос-то он в Арканзасе! Когда же я баллотировался на пост президента, жители Нового Орлеана дважды дали мне победить с подавляющим преимуществом, обеспечив нашей стороне голоса выборщиков от штата Луизиана.

С тех пор я повидал большинство величайших городов мира, но Новый Орлеан навсегда останется особенным благодаря кофе с жареными пончиками в кафе «Морнинг Колл» на берегу Миссисипи; музыке Аарона и Шармейн Невилл и старичков из «Презервейшн-холл», а также воспоминаниям об Эле Хёрте; утренним пробежкам по Французскому кварталу; замечательным обедам и ужинам во множестве потрясающих ресторанов в компании с Джоном Брё, шерифом Гарри Ли и другими моими приятелями, а более всего — благодаря тем первым воспоминаниям о моей матери.

Это — магниты, которые по-прежнему тянут меня вниз по Миссисипи в сторону Нового Орлеана.

Пока мама оставалась в Новом Орлеане, я был на попечении бабушки и деда, которые окружили меня невероятной заботой. Они очень меня любили: как это ни печально, намного больше, чем друг друга или, что касается бабушки, — мою мать. Разумеется, я в то время оставался в блаженном неведении. Я просто знал, что меня любят. Впоследствии, заинтересовавшись проблемами детей, растущих в трудных условиях, и узнав кое-что об их развитии, когда Хиллари работала в Йельском центре изучения ребенка, я начал понимать, каким был счастливчиком. При всех раздорах мои бабушка, дед и мать всегда делали все, чтобы я чувствовал, что я для них — самый важный человек на свете. Чтобы ощутить это, нужен хотя бы один любящий человек. У меня их было целых три.

Моя бабушка, Эдит Гришем Кэссиди, при росте чуть более пяти футов весила около ста восьмидесяти фунтов. Бабуля была яркой, сильной и энергичной женщиной и, судя по всему, в свое время весьма привлекательной. Она заразительно смеялась, но частенько раздражалась, да к тому же ее обуревали навязчивые идеи, суть которых ей самой была не всегда понятна. Все это выливалось в гневные тирады, которые бабушка обрушивала на деда и маму как до, так и после моего рождения, хотя от большинства из них меня всячески ограждали. Она хорошо училась, была честолюбива и после окончания средней школы поступила на заочное отделение Чикагской школы медсестер. Когда я начал ходить, бабушка работала сиделкой у больного неподалеку от нашего дома на Харви-стрит. Я до сих пор помню, как бежал по тротуару ей навстречу, когда она возвращалась домой после работы.

Что касается меня, главным для бабули было, чтобы я как следует ел, хорошо развивался и всегда был чистым и опрятным. Мы ели на кухне за столом, который стоял у окна. Мой высокий стульчик был повернут к окну, и бабуля прикрепляла игральные карты кнопками к оконной раме, чтобы я за едой учился считать. Она не упускала случая попичкать меня, поскольку тогда считалось, что упитанный ребенок — здоровый ребенок, если только его каждый день купают. Хотя бы раз в день она читала мне книги из серии «Дик и Джейн», пока я не научился читать их сам, и отрывки из «Всемирной книжной энциклопедии», которую в то время продавали разносчики и тома которой, если не считать Библии, нередко были единственными книгами в домах простых людей. Этим, видимо, и объясняется, почему теперь я много читаю, люблю играть в карты, воюю с собственным весом и никогда не забываю мыть руки и чистить зубы.

Я обожал своего деда, ставшего первым источником мужского влияния в моей жизни и гордился тем, что родился в день его рождения. Джеймс Элдридж Кэссиди был невысок ростом, около пяти футов восьми дюймов, но в то время еще сохранял силу и красоту. Мне всегда казалось, что дед похож на актера Рэндолфа Скотта.