В некоторых летописных рассказах о серпуховском заговоре всплывает зловещее слово «измена» (20, 273). При Иване III «изменой» станут называть любое неповиновение московскому великому князю.
Жестокая расправа с серпуховскими заговорщиками стала едва ли не самым тёмным пятном в биографии умершего через месяц после этого Василия Тёмного. Слов нет, экзекуция была на редкость кровавой и изощрённой. Василий и раньше не отличался милосердием по отношению к тем, кого считал своими врагами. Он начал ослеплять своих недругов задолго до того, как сам стал жертвой этой византийской казни. И всё же здесь необходимы некоторые комментарии.
Московские казни в феврале 1462 года явно носили назидательный характер. Василий Тёмный хотел такими мерами запугать своих потенциальных противников — сторонников удельных князей. Призрак нового удельного мятежа был для Москвы страшнее всех татарских набегов и стихийных бедствий вместе взятых. Легко представить развитие событий в случае успеха серпуховского заговора. Князь Василий Ярославич, горящий ненавистью к своему московскому шурину, уходит в Литву и становится объединителем всех враждебных Москве сил. Стремясь вернуть свой удел, он начинает войну с Василием Тёмным, которая грозит перерасти в новую многолетнюю смуту. Под угрозой краха оказываются все достижения последних восьми лет правления Слепого...
Но бедные «изменники» — серпуховские дворяне! Их благородная правда верного служения своему сеньору столкнулась с безжалостной правдой московского домостроительства. Они были раздавлены ею, словно утлая лодочка, раздавленная тяжёлыми холодными льдинами на весенней Волге.
Вслед за рассказом о серпуховском заговоре (и не без намёка на справедливое возмездие великому князю за его жестокость) летописи помещают известие о предсмертной болезни Василия Тёмного: «А в то же время, в пяток на Фёдоровой недели, князь велики, чая себе сухотную болесть, повеле жещи ся, якоже есть обычай болящим сухотною, и повеле ставити зажигая труд (трут. — Н. Б.) той на многых местех по многу, идеже и не бе ему некоеа болезни, тогда бо и не чюаше того; егда же разгнишася раны оны, и бысть ему болезнь тяжка, в чернци хотяше пострищися, и не дата ему воли, и в той болезни преставися месяца марта в 27 день, в суботу, в 3 час нощи; в утрии же в неделю и погребён бысть в церкви Архаггела Михаила на Москве...» (22, 150).
В этом сообщении, как и во многих других летописных известиях, относящихся к Василию Тёмному, есть много загадочного. Кто и почему мог «не дать воли» великому князю, пожелавшему, согласно древней традиции, принять перед кончиной монашеский постриг? (Это могла сделать семья, убеждённая в том, что Василий поправится и, стало быть, нет смысла раньше времени отрекаться от власти. Но мог отказать и митрополит Феодосий — строгий законник, ревнитель церковных уставов, прекрасно знавший, что практика предсмертного пострижения по существу противоречит самой идее монашества). В сообщении угадывается и тайная неприязнь летописца к великому князю. Из текста можно понять, что Василий Тёмный не только умер без обычного предсмертного пострижения, но и стал жертвой собственной мнительности и упрямства. Придя к заключению, что он болен сухотной болезнью, Слепой сам назначил себе лечение. В итоге мучительных и, как намекает летописец, бесполезных прижиганий тлеющим трутом князь, по-видимому, получил заражение крови, от которого и скончался.
Несколько иначе, но с тем же намёком на слепое упрямство князя Василия, излагает историю его болезни хорошо осведомлённый составитель Ермолинской летописи: «Тое же весны, не по мнозе времени (после казни заговорщиков. — Н. Б.), в той же во святыи пост князь велики повеле у себя на хребте труд жещи сухотныя ради болести, великая же княгини его и боляре его вси возбраняху ему, он же не послушав их, и с тех мест (с тех пор. — Н. Б.) разболеся» (33, 157).
Эти подробности проливают некоторый свет на характер Василия Тёмного. Ещё в молодости он отличался какой-то непонятной и тяжёлой для окружающих переменчивостью. Приливы яркой, зачастую безрассудной отваги сменялись паническим страхом и отчаянием. С годами Василий стал мудрее и спокойнее. Однако трагические события 1445—1446 годов не прошли бесследно. Слепота сделала его беспомощным, а беспомощность вызывала вспышки ярости. Плохо приходилось тому, кто имел неосторожность навлечь на себя его гнев.
Окружённый врагами, Василий Тёмный стал скрытен, упрям и недоверчив. Вероятно, к этому прибавился и постоянный страх быть отравленным кем-то из тайных приверженцев галицкого семейства. В итоге общение с ним постепенно становилось для окружающих настоящей пыткой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу