Николай Борисов - Михаил Тверской

Михаил Ярославич слышал рассказы стариков и о страшной гибели в Орде в 1270 году рязанского князя Романа Ольговича. Рассердившись на князя за какую-то подлинную или мнимую провинность, хан Менгу-Тимур приказал подвергнуть его жестокой казни. В летописи Михаил Тверской мог отыскать описание этой расправы:

«В лето 6778 убьен бысть от поганых татар Роман, князь великии Олговичь Рязаньскии, и бысть сице убьение его: еже заткаша уста его убрусом и начата его резати по съставом и метати разно, и яко остася труп един, они же одраша кожу от главы его и на копие взоткнуша главу его» (35, 330).

Казнь с обезглавливанием, с отсечением рук и ног приговорённого и оставление тела без достойного похоронного обряда были известны ещё в Древнем Риме. Но для христианина, ожидавшего воскрешения из мёртвых на Страшном суде, отсутствие погребённого в земле мёртвого тела создавало угрозу бессмертию души. Определяя наиболее жестокий и позорный вид казни, ордынцы, вероятно, учитывали и это обстоятельство. Наконец, замысловатый способ умерщвления приговорённого русского князя отражал традиционные религиозные представления и ритуалы монгольского общества (77, 327).

Итак, Михаил Ярославич вполне осознавал тот риск, на который он шёл, отправляясь в Орду, и тот страшный конец, который ожидал его в случае осуждения на ханском суде. Чувство самосохранения, присущее всем людям, толкало его к бегству в недосягаемые для ордынцев края. Русским князьям не раз случалось пережидать ханский гнев за рубежом. Даниил Галицкий во время Батыева нашествия находился в Польше. Брат Александра Невского Андрей Суздальский несколько лет провёл в Швеции. Его примеру последовал и сын Александра Невского Дмитрий Переяславский. Наконец, совсем рядом с Тверью, за Ржевом, начиналась Литва, где татары не могли настичь беглеца. Словом, путей для бегства было достаточно...

Однако, прежде чем вскочить в седло и погнать своего коня по тропе неповиновения, Михаил Тверской вновь и вновь просчитывал возможные последствия. Князь понимал, что в случае его бегства судьба его жены и сыновей, его верных бояр, наконец — его княжества будет плачевной. Его побег будет служить для хана неоспоримым свидетельством его вины. Не имея возможности наказать его, хан обрушит свой гнев на Тверское княжество.

Жизнь поставила Михаила Тверского перед жестоким выбором. За упоительный миг свободы на Бортеневском поле ему надлежало заплатить своей жизнью либо жизнью многих и многих людей. И выбор, который сделал князь Михаил Ярославич, свидетельствует о том, что ордынское иго не до конца истребило в русском правящем слое такие понятия, как доблесть и честь...

«Ценность и достоинство человека, — говорит философ, — заключены в его сердце и в его воле; именно здесь — основа его подлинной чести. Доблесть есть сила не наших рук или ног, но мужества и души; она зависит от качеств не нашего коня или оружия, но только от наших собственных. Тот, кто пал, не изменив своему мужеству, даже поверженным наземь продолжает сражаться, тот, кто перед лицом грозящей ему смерти не утрачивает способности владеть собой, тот, кто, испуская последнее дыхание, смотрит на своего врага твёрдым и презрительным взглядом, — тот сражён, но не побеждён» (93, 198).

Княгиня Анна с младшим сыном Василием провожала мужа до устья реки Нерль Волжская. Вдоль Нерли до Переяславля и далее «волоком» до другой Нерли, Клязьминской, шёл кратчайший путь из Твери во Владимир. Когда-то этим путём возили на ладьях белый камень, добытый в старицких каменоломнях для строительства владимирских соборов. Но с приходом татар строительство замерло, и теперь только заросшие бурьяном кучи белых камней, видневшиеся кое-где по берегам Нерли, напоминали о былом расцвете стольного Владимира.

Старшие сыновья Михаила Дмитрий и Александр провожали отца до Владимира и здесь простились с ним. Во Владимире князя встретил ханский посол Ахмыл. Он передал ему распоряжение Узбека: не позже чем через месяц явиться в Орду. Если князь не послушает приказа, то на его княжество будет послана карательная «рать». От себя посол добавил, что Кавгадый непрестанно клевещет хану на Михаила, убеждая, что тот готовится бежать «в немцы» (17, 182).

Из разговоров с послом Михаил понял, что тучи над его головой сгустились. Его тревога передалась сыновьям. Они стали уговаривать отца не ездить в Орду, а вместо него готовы были поехать сами. Такого же мнения придерживались и бояре. Выслушав всех, Михаил дал исполненный мужества ответ. «Видите, чада, яко царь не требует вас, детей моих, ни иного кого, но моей головы хощет. Аще аз где уклонюся, а отчина моя вся в полону, избиени будут. А после того умрети ми же есть, то лучши ми есть ныне положити дупло свою за многия душа» (84, 140).