Аида Арье - Русские эмигранты и их потомки. Истории успеха

В свободное время Третчиков подрабатывал, рисуя портреты всех желающих. Как я уже отмечала выше, избежавшие интернирования европейцы пытались сохранять видимость привычной жизни и не отказывали себе в небольших радостях – таких как заказ портрета. Правда, не у всех находились лишние деньги, и иногда в качестве оплаты приходилось прибегать к бартеру. Причём обмен не всегда оказывался в пользу Третчикова. Пожалуй, самой абсурдной платой стал тёплый шерстяной костюм, который явно не соответствовал местному климату. Так за Владимиром закрепилась репутация «сумасшедшего русского», который рассчитывает дождаться снега в Индонезии. Во всём же остальном работа портретиста приносила одни дивиденды, позволяя Третчикову сводить концы с концами, приобретать новых знакомых, оттачивать мастерство и накапливать материал для своей первой грандиозной выставки. А в том, что она однажды состоится, у него не было ни малейших сомнений.

Жизнь на перепутье, на стыке между Востоком и Западом, в окружении людей разных национальностей, рас, цвета кожи, обычаев и верований… Всё это неимоверно притягивало, влекло и буквально просилось вылиться на холст. Не будем забывать, что и сам Владимир с его биографией был прямо-таки создан для этой роли. Будучи белым, проживающим в английской колонии, он не был англичанином, будучи русским, не был ни православным, ни коммунистом. Таким образом, нетрудно догадаться, что главной темой его работ станет слияние культур, столь непохожих на первый взгляд.

Сначала он обращается к теме петушиных боёв – повального увлечения индонезийских мужчин. Хороший боевой петух был на вес золота, а бои – не просто забава, а национальный обычай. Третчиков создаёт серию картин с этими боевыми птицами и их преисполненными гордостью хозяевами. Уже в этих первых полотнах отчётливо проступает почерк художника: буйство ярких красок, чёткость линий и особое внимание к людским типажам. И всё это неизменно в реалистичном, понятном массовому зрителю исполнении, за что его в дальнейшем будут как горячо любить, так и по-настоящему ненавидеть.

Затем на его полотнах начинают распускаться дикие тропические цветы – красные канны и орхидеи, выполненные с необыкновенной любовью к мелочам. В будущем даже ярые противники его творчества будут вынуждены признать, что с точки зрения техники исполнения и прорисовки деталей русскому самоучке нет равных. Третчиков никогда не считал себя мастером пейзажа, но его составляющие, взятые в отдельности, будь то животные или растения, всегда удавались ему особенно хорошо.

Но всё же в первую очередь его интересовали люди. Разнообразие их лиц, каждое из которых неповторимо, смешение западных и восточных кровей, дававшее уникальные черты, – всё это притягивало Третчикова, словно магнит. Что думают о себе эти дети разных народов, кем себя ощущают, каково это – быть хрупким мостом, перекинутым через бездну, разделявшую в те годы белых колонистов и индонезийцев? И может ли западный человек когда-нибудь полностью понять загадку восточной души?

Он рисует один портрет за другим, иногда выискивая свои модели прямо на улице, но для создания чего-то по-настоящему уникального ему необходима муза, которая просто обязана рано или поздно появиться в жизни любого художника. И вот по всем законам жанра она явилась в лице блистательно красивой женщины со звучным именем Леонора Мальтема.

Она воплощала в себе всё то, что он так страстно искал: наполовину голландка, наполовину индонезийка с лицом женщины-вамп и при этом математическим складом ума. Кроме того, она свободно владела голландским, английским, немецким, малайским и французским языками, что даёт нам право назвать её настоящим полиглотом. Судьба столкнула их абсолютно случайно. Третчиков стоял на тротуаре, болтая со своими клиентками, когда те окликнули кого-то. Повернувшись, художник встретился взглядом «с самой восхитительной женщиной Явы».

Как это часто бывает между художником и его музой, их отношения быстро переросли в бурный роман. Он называл её на русский манер – Ленка, и не переставал говорить, что никогда раньше не встречал девушку, чьи лицо и фигура были бы столь соблазнительны. Рисуя её портрет, он даже признался, что вынужден изменить самые выдающиеся части её тела. «Если я нарисую твою грудь такой, какая она есть, люди решат, что я сексуально озабочен», – говорил он. Но такая женщина, как Леонора, не могла быть просто любовницей или безмолвной натурщицей. Она стала для Третчикова настоящим другом, помощником и проводником в мир яванской культуры. Было ли это простым стечением обстоятельств или неким предначертанием судьбы, но именно благодаря Ленке Третчиков ещё больше уверовал в своё блестящее будущее.