Аида Арье - Русские эмигранты и их потомки. Истории успеха

К середине 1970-х на весь китч и, следовательно, на Третчикова было наложено своего рода табу, а его имя стало во многом нарицательным. Как писала одна из английских газет, призывая новое творческое поколение не допустить возврата пошлости в дома горожан: «… просыпайтесь, местные художники, пока Третчиковы вновь не заняли гостиные комнаты!»

Признаваться в любви к китчу стало чем-то почти что неприличным. Высоколобые эстеты радостно потирали руки и праздновали победу: им казалось, что китч полностью побеждён и окончательно похоронен. Феномен же Третчикова объясняли просто: ну что вы хотите от полуголодного послевоенного поколения? Люди того времени грезили об экзотических странах, но глубоко в душе понимали, что денег на путешествия им за всю свою жизнь не наскрести. Вот и появился спрос на псевдоориентальных недосягаемых красавиц с кожей странного цвета.

Впрочем, выставки Третчикова по-прежнему продолжали привлекать внимание, хотя в воздухе над его картинами буквально висела надпись: «неактуальны». И всё же во время его очередного тура по Великобритании в 1972 г. 124 000 человек посетили его выставку в Бирмингеме и 180 000 – в Манчестере. Быть может, этими посетителями были всё те же представители послевоенного поколения мечтателей о далёких странах, но, согласитесь, цифры неплохи. Би-Би-Си даже снял небольшой фильм-интервью с участием Третчикова. Цитата из него до сих пор кочует из одной статьи о жизни художника в другую. Обращаясь к зрителям, ведущий спросил:

«Какую картину вы считаете самой знаменитой в мире? „Мона Лиза“ Леонардо да Винчи? „Рождение Венеры“ Боттичелли? „Мальчик в голубом“ Гейнсборо? До того как вы дадите ответ, я уже могу сказать, что вы ошибаетесь. Самая известная картина – это зелёнолицая „Китайская девушка“ Третчикова».

Конечно, сказанное звучало весьма претенциозно, но имело под собой определённую основу. Будучи на пике славы, постер «Зелёной леди» действительно опередил Мону Лизу по количеству продаж.

Последней же по-настоящему коммерчески успешной работой Третчикова стали «Свистуны» («Penny whistles») – небольшая жанровая зарисовка из жизни чёрных кварталов Кейптауна, где среди молодёжи того времени быстро распространялась мода сколачивать небольшие музыкальные группы и играть прямо на улице. Ей удалось войти в топ-10 картин, чьи репродукции охотно покупались в 1970-е. А дальше, казалось, в жизни Третчикова наступила тишина…

Своеобразный «заговор молчания» вокруг китча в целом и его «короля» в частности продолжался примерно до начала 1990-х годов, когда американский и английский андеграунд начал заново открывать для себя поп-арт тридцатилетней давности. Да и отношение к китчу постепенно менялось. Неформальная молодёжь была готова яростно защищать всё, что не нравилось родителям, поэтому многие стали хвалить китч из чувства противоречия. Мол, вот вы все говорите, что это дурно, а мне нравится! Затем вполне ожидаемо пришла волна новых художников, не спешивших ставить знак табу на всём, что хорошо продаётся. Возможно, свою роль сыграла и постепенная коммерциализация искусства. Как видим, в «беге на длинные дистанции» прагматичный подход Третчи оказался не таким уж и ошибочным.

Своеобразным побочным эффектом увлечения ретро стало и то, что люди начали фактически заново открывать для себя творчество Третчикова. Если раньше на слуху был с десяток его картин, то теперь любители старины скупали буквально все его пожелтевшие постеры, даже те, что в своё время не пользовались большой популярностью. Сам Владимир, которого судьба одарила не только славой, но и завидным долголетием, с любопытством наблюдал за этим явлением из своего особняка в Кейптауне. Только вот с прозвищем «Король китча» он по-прежнему не соглашался – и не спешил принимать протянутую ему корону.

В 2002 г. наш уже немолодой герой пережил тяжёлый инсульт и, спустя некоторое время, был вынужден отправиться в дом престарелых. Дальнейшие воспоминания друзей, преданно навещавших его до последнего дня, несколько разнятся. Одни вспоминают, что он по-прежнему оставался бодр и даже изъявил желание специально причесаться перед тем, как сделать совместное фото, – настолько важным для него оставался опрятный внешний вид. Другие же, напротив, вспоминают, что в самом конце жизни Третчиков стал часто впадать в забытьё и у него появились проблемы с речью. Он подолгу сидел в кресле, уставившись в одну точку, и лишь случайное появление в окне голубя могло оживить его затуманенное сознание.