Марк Поповский - «Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке]

Рассказы Лены Фроловой о своей американской жизни убедили меня: лёгким её здешнее бытие не назовешь. Она преподаёт в трёх школах. Кроме детской в Бруклине и взрослой в Манхеттене, неутомимая "миссис Фролофф" по воскресеньям занимается также с группой негров. Уроженцы Карибских островов, они создали в Нью-Йорке своеобразный клуб, куда пригласили русского педагога. У членов клуба, чёрных мужчин и женщин, Лена с удовольствием отмечает повышенное чувство ритма. Они великолепно исполняют свои национальные танцы, но хотят также с помощью Лены освоить танцы бальные, пришедшие в Америку из Европы. Занятия проходят в одной из церквей чёрного района. Здешние студенты Лене нравятся: они деликатны и внимательны к тому, что говорит и показывает белая учительница. В каком-то отношении они являются даже антиподами вчерашних советских граждан, поселившихся в Америке. Наши, как правило, "всё знают" и склонны поучать учительницу.

Но моя собеседница не только преподаёт, но и учится сама. "Останавливаться в нашем деле нельзя. — говорит она. — Стоит остановиться, как немедля покатишься назад." Для неё это не пустые слова. Она постоянно читает американский журнал, посвященный танцевальному искусству и посещает специальный танцевальный центр, где берёт уроки джаза. Джазом называют здесь направление в танцах, находящееся как бы на пересечении классического балета и гимнастики. Джаз можно танцевать и в одиночку. Основанное Айседорой Дункан направление сегодня стало в Америке даже более популярным, чем классический балет. Лена собирается со временем передать накопленные знания джаза своим воспитанникам в Бруклине.

Собственная школа тоже требует к себе немало внимания. Прежде чем открыть её, хозяйке пришлось в поисках наиболее удобного зала перебрать полдюжины различных помещений. Немало сил и времени требует от танцовщицы также изготовление соответствующей одежды. "Костюм помогает мне создать необходимый образ", — говорит Лена. Образ этот постоянно меняется по цвету и по форме. В прошлом году любимым цветом моей собеседницы был чёрный, в этом — жёлтый и оранжевый. Хозяйка школы позаботилась и о том, чтобы со вкусом одеть приходящих на занятия детей. Она разработала для них несколько вариантов одежды. Родители поддержали этот проект, и теперь мальчики и девочки приходят в её школу в специальной форме.

Преподавать танцы, кстати сказать, отнюдь не такое лёгкое занятие, как может показаться при взгляде со стороны. Среди студентов есть люди более и менее способные, есть публика спокойная, а случаются и порядочные капризули. Так что от учителя постоянно требуется изрядная степень терпения. Одного такого капризулю Лена вспоминает с горькой улыбкой. Ох, и намучилась она с этим Лёвой! Повышенно эмоциональный, болезненно реагирующий на каждое замечание, Лев случалось даже обиженно плакал на уроках. Но в конце прошлого года этот неуравновешенный юнец прислал учительнице нечто вроде просьбы извинить его. В присланную открытку Лёва вписал английский стишок на две строчки. В русском переводе звучало это так: "Учить меня был сущий ад, но гляньте же на результат!" И действительно, после многих месяцев обучения в группе скандалист Лёва стал танцевать совсем неплохо. Спасибо терпеливой учительнице!

Итак, третий год жизни Лены Фроловой в Америке завершается. Довольна ли она итогами? "Не то слово — смеется танцовщица. — Я счастлива! Моя служба — одновременно и моё хобби, дело, которое я люблю. Я буквально лечу на свои занятия…" Нет, миллионершей она не стала, да и не стремится к большим деньгам. Один студент как-то спросил её, почему она не играет в лото. "Ведь, купив удачный билет, можно одномоментно разбогатеть. Что бы вы сделали, заработав несколько сот тысяч?" — полюбопытствовал этот типичный американский мечтатель. И получил от русской учительницы ответ, который, надо полагать, изрядно удивил его. "Если бы денег оказалось так много, я бы открыла бесплатную танцевальную школу и танцевала бы там в своё удовольствие…".

Я эмигрант со стажем: двадцать с лишним лет живу в Америке, а точнее — в "столице мира" Нью-Йорке. Живу — не жалуюсь. Что-то в эмиграции потерял, что-то приобрёл. Потерял лучшее в мире метро и худшую в мире цензуру, лишился обдирного хлеба, дома творчества в Коктебеле и необходимость писать слово "родина" с большой буквы. Кое-что приобрёл. Например, американское гражданство, ломаный английский язык, концерты в Карнеги-Холл, привычку отдавать рубашки в китайскую прачечную и по любому поводу произносить "сорри”. Есть, однако, в нашей эмигрантской жизни одно обстоятельство, смысл которого понять мне никак не удаётся. Мы, новая, или так называемая "третья” волна эмиграции, те, кто приехал сюда за последние тридцать лет, живём рядом с другой русскоговорящей колонией, члены которой именуются "первой" и "второй" волной. Они добрались до Соединённых Штатов вскоре после Октябрьского переворота 1917 года или после Второй мировой войны. Так вот, между старыми и новыми россиянами в массе нет никакой связи. Мы почти ничего не знаем о них, они не интересуются нами. С обеих сторон я наблюдаю подозрительность и недоверие. Мы для них — "советские”, они для многих членов "третьей" волны — "белогвардейцы" и, конечно же, антисемиты.