Сергей Никоненко - Далёкие милые были [litres с оптимизированной обложкой]

– Не боись! Проживём. Тут недалеко, не доходя до Дерибасовской, в ларьке продают костный бульон. Стакан – две копейки. А рядом столовая – хлеб бесплатный. Мы с тобой по два стакана на завтрак и в обед, по стакану на ужин – с голоду не умрём. И всего-то в день десять копеек на брата.

Я предложил ещё по «Привозу» прогуляться, по рядам походить и всего понемножку попробовать – соленья там, сало, колбасу домашнюю… А ещё можно бутылки пустые пособирать на Приморском бульваре (мы жили там в гостинице «Одесса» – ныне ей возвращено историческое название «Лондонская»).

Субботу провели по нашему плану отлично. А в воскресенье, прогуливаясь по «Привозу», набрели на Витиного знакомого – директора съёмочной группы с Одесской киностудии Фрадиса. Разговорились, посмеялись. Фрадис купил нам две большие связки домашней колбасы с чесноком и бутылку портвейна. Поглядывая на меня, стал приглашать на день рождения дочери Тани в следующую субботу. Обещал угостить щукой, фаршированной по-еврейски.

В ту самую субботу, когда нас ждала щука в доме Фрадиса, мы с Витей навели полный марафет и с букетами роз направились поздравлять именинницу. Уральский преподнёс цветы маме, а я вручил свой букет Татьяне. Она оказалась очень красивой, и влюбиться в неё можно было бы с первого взгляда. Я глаз от неё не мог оторвать, а она, видя, какой производит эффект на меня, разулыбалась, а потом и рассмеялась. И смех её раз за разом звучал всё озорнее и озорнее. Похоже, я влюбился… Но я тогда уже разбирался, что влюблённость – это не любовь. Весь мой душевный ресурс был израсходован на любовь к Ирине.

Всё той ранней весной 1963 года было хорошо: и город Одесса, и его жители, и такие вот чудесные встречи, и завязавшиеся дружеские отношения. И песни Окуджавы. И прогулки с Таней Фрадис по берегу Чёрного моря, которое с наступлением марта «пришло в себя» после неожиданного промерзания.

К нашему режиссёру Якову Хромченко приехали сценаристы Фрид и Дунский (всех троих связывал горький опыт ГУЛАГа) – приехали править сценарий. Не получался у нас фильм. В киногруппе об этом шептались, а потом и в открытую заговорили. Однако Яша не унывал, а вот Андрей Хржановский в итоге снял свою фамилию из титров.

С осени по весну я больше десяти раз летал в Одессу. Но продолжалась и учёба. Во ВГИКе вовсю шли репетиции дипломных спектаклей. Швырёв с Григорьевым взялись за «Братьев Карамазовых», Светлов за «Дядюшкин сон» – Достоевский тогда был очень популярен. «Гамлет» пополнялся новыми сценами. А у меня камнем на душе лежала сцена у фонтана из «Бориса Годунова». Дважды я пробовал её с разными партнёршами – и никак… Никак не давался мне Гришка Отрепьев, но отступать не хотелось. Предложил Губенко играть Бориса и самим поставить спектакль.Колька загорелся идеей. А ещё и Александр Александрович Румнев ставил спектакль-пантомиму «Левша» по Лескову. Мне досталась главная роль.

Лёнька Нечаев позвал навестить Евгению Васильевну Галкину, занимавшуюся с нами в драмкружке Дома пионеров. Кружок перевели в новый Московский Дворец пионеров, и назывался он теперь Театр юных москвичей. Обрадовавшись очень нашему визиту, Евгения Васильевна всё нам показала, познакомила со своими подопечными: Володей Ивановым, очень симпатичной Олей Науменко и толстушкой-хохотушкой с тонкими косичками Натальей Гундаревой. Мы с Лёнькой посмотрели репетицию – вспомнили наше детство. Лёнька прослезился даже. А по дороге домой я его спросил: «Купить тебе французскую булку?» Это тоже была частичка воспоминаний о детстве.

Нежданно-негаданно позвонила Ирина, сказала, что посмотрела фильм «Люди и звери» и он ей очень понравился. Сообщила, что в журнале «Советский экран» прочла рецензию Льва Кассиля на эту картину, в которой и обо мне написаны добрые слова. Поболтали о том о сём. Спросил у неё, счастлива ли она, и в ответ услышал какое-то пространное объяснение, что вообще всё нормально. Тогда я спросил конкретно:

– С Анатолием счастлива?

– С Анатолием? – переспросила она, как бы вспоминая. – Да разве можно с ним быть счастливой? Во-первых, он – эпилептик. Он меня так напугал: у него падучая прямо у нас дома случилась. А во‐вторых…

– Во-вторых, не продолжай – неинтересно.

Помолчали.

– У мамы скоро день рождения. Она хотела бы, чтоб ты пришёл.

– Приду.

Купил бутылку водки, букет тюльпанов и пошёл к дому, увешанному мемориальными досками. Ирина с нами недолго просидела – ушла заниматься. А Мария Гавриловна под водочку снова затянула старую песню про Сучан, шахтёров, пьянки-драки, про партизанский отряд, командира Кронида Коренова [56] Герой Гражданской войны, командир особого комсомольского партизанского отряда. , войну с японцами… И в окончании была слеза в память о Николае Дмитриевиче Мельникове. Не забыла она и про Хрущёва.