Сергей Никоненко - Далёкие милые были [litres с оптимизированной обложкой]

Я побрёл куда глаза глядят. Оказался у гастронома. Зашёл, купил бутылку – решил залить горе вином. В гостинице выпил стакан, надкусил яблоко, завалился на кровать – кошки на душе скребут. Стук в дверь. Открываю – Герасимов.

– Можно?

– Конечно, Сергей Аполлинариевич.

– Ну, да… Я так и подумал, – указал он на бутылку.

– Сергей Аполлинариевич, не знаю, что со мной, – чуть не заплакал перед ним, – я готовился, репетировал, работал…

– До кровавых мозолей души… Бывает. Перегрузил. Это нестрашно. Теперь надо встряхнуться, сбросить всё надуманное и стать самим собой. Пойди, искупайся, отдохни и вечером приходи к нам с Тамарой Фёдоровной. И порепетируем, и поужинаем.

Когда Учитель ушёл, я расплакался. Вроде бы и не ревел – а слёзы ручьями текли. Пошёл к морю, искупался, погулял.

Вечером пришёл на репетицию. Жанна тоже там оказалась. Герасимов предложил нам повторить текст трёх проходов по городу, а сам сел за соседний стол и стал что-то вписывать в сценарий. Я без напряжения, вполсилы подавал свои реплики, Жанна с лёгкостью отвечала. Так мы с ней три сцены и прошли. Герасимов встал:

– Вот так вот и играй.

– Так просто?

– Это, кум, совсем не просто. У тебя такая база наработана – она не может исчезнуть. Только её играть не надо, как не надо играть и результат. А играть надо… – Герасимов сделал паузу.

– Процесс… – произнёс я.

– Совершенно справедливо. Всё хорошо. Пошли ужинать на балкон.

На следующий день свои, неудавшиеся накануне, сцены я щёлкал, как семечки. Отсняли несколько сцен, всё время делая не больше двух дублей. За день мы сняли двухдневную норму и вышли к вечеру на режимную съёмку. Режим бывает утренний и вечерний. Вечерний – это сумерки, но даль ещё хорошо просматривается, и тут каждая минута на счету.

В сцене, где Таня даёт Юре адрес, пропустили такую деталь, как бумага (сгодился бы любой клочок, но откуда ему взяться у моего героя?). Герасимов задумался: как быть? И тут мне вспомнилось, как в детстве в очереди за хлебом я протягивал ладошку, чтобы на ней записали номер.

– Сергей Аполлинариевич, а пусть мне Таня напишет адрес на ладони, а в сцене с отцом я ему ладонь покажу.

– Браво, Сергиус, – улыбнулся Герасимов с благодарностью. А присутствовавшая на съёмочной площадке Тамара Фёдоровна захлопала в ладоши:

– Умница, Серёжа!

Я ожил. Вдруг все стали родными и близкими, и даже оператор Рапопорт смотрел явно дружелюбно.

Между съёмками сцен у меня были перерывы. Я подружился с проживавшими в нашей гостинице ребятами из двух других киногрупп. Одновременно с нашим фильмом в Севастополе снимали ещё «Увольнение на берег» и «Человека-амфибию».

Второй режиссёр в фильме «Увольнение на берег» Лёва Кочарян, невероятно обаятельный и общительный, приглашал зайти вечерком к нему в номер, на огонёк, и угощал, чем Бог послал. Случалось, что Бог посылал через второго оператора в фильме «Человек-амфибия» пару бутылок чистого спирта. Его выдавали участникам подводных съёмок для растирания, но Мирон (второй оператор) считал, что это кощунство – такое добро переводить на растирание, а согреться и бегом можно.

Познакомился у Лёвы с Володей Высоцким. Он снимался в «Увольнении на берег». Володя брал гитару и играл, но ни одной из тех песен, благодаря которым он стал знаменит, он тогда не пел – может, они ещё не были написаны. Его социальную сатиру я услышал в 1963 или 1964 году. Особенно нравилось:

Или:

Я, когда услышал эти песни, не сразу поверил, что написал их актёр Высоцкий. А тогда, в августе 1961-го, в Севастополе мы пили спирт, разбавляя его томатным соком – не ведая, что это всемирно известный коктейль «Кровавая Мэри». Слушали Володю, хрипевшего а-ля Луи Армстронг какую-то абракадабру, как было в «Бане» у Маяковского:

– Ай ивн рэвэл двер, а свер бэдли.

А русскому уху слышалось:

– Ай, Иван ревел в дверь, а звери обедали.

Финал фильма «Люди и звери» снимали на Байдарских воротах. Какой захватывающий вид открывается с гор! Какая это Божья благодать – Крым!

Лето 1961 года закатывалось. В Москву приехал французский мим Марсель Марсо. Отчим Витальича Валерий Михайлович достал нам с Витькой пригласительные билеты. Искусство знаменитого мима никого не оставило равнодушным – весь зал рукоплескал французскому артисту.

ВГИК. Третий курс. По мастерству актёра – зарубежная классика. Студент из Ирака Абдул Хамид решил ставить «Гамлета» и определил для меня главную роль – принца Датского.Немец Зигфрид Кюн принёс переведённую пьесу Брехта, отпечатанную на пишущей машинке, «Карьера Артуро Уи». Кюн предложил мне в ней роль Гиволы (его прообраз – Геббельс).