Оц, тоц, первертоц, бабушка здорова,
Оц, тоц, первертоц, кушает компот…
По окончании отрывка Сергей Аполлинариевич не стал спрашивать мнение курса, а, поиграв желваками, заговорил с резкостью в голосе:
– Сейчас трое студентов показали идеальный пример, чего не должно быть в нашей мастерской. В нашей школе вот уже на протяжении многих лет во главе угла стоит заповедь: истина страстей в предлагаемых обстоятельствах. Отменить эту заповедь мы ни при каких условиях не можем. Сейчас же во всей красе предстало перед нами то, что мы никогда не принимаем, – махровая ПРИБЛИЗИТЕЛЬНОСТЬ. – Последовал разнос и серьёзное предупреждение за форсирование профессии.
Затем показали этюд Татьяна Гаврилова и Виктор Филиппов. Они изображали влюблённых, которым комары мешали целоваться. Очень комичны были реакции Филиппова на пощёчины Татьяны, «без разбору» хлопавшей назойливых насекомых на щеках «возлюбленного». Весь курс и мастера от души смеялись.
На том занятии было представлено много этюдов, и я показал своего «Рыболова», соорудив декорацию «берег реки» из кубов. На воображаемый крючок насаживал воображаемого червя, плевал на него и закидывал маятником от себя леску воображаемой удочки, следил за поплавком, концентрировался, когда «начинало клевать», и подсекал. Так я дёргал дважды, вытаскивая «удочку» – пусто. Закинув в третий раз, зацепился крючочком за корягу. Я «разделся»: «стащил с себя» рубаху и штаны. Огляделся и, убедившись, что меня никто не видит, снял воображаемые трусы и полез с кубов («берега») в «воду» отцеплять леску. Ух, хороша водичка! Отцепил я крючок, взобрался на берег, впрыгнул в трусы. Нацепил новую наживку и… броском через голову отправил в… И вот тут крючок вонзился мне в задницу. Скорчившись от боли, потихонечку вытянул его. Переломил удилище через колено и, вдруг поскользнувшись, кубарем назад покатился с берега в воду. Герасимов мой этюд похвалил. Однако я всё ещё чувствовал висящее надо мной предупреждение, сделанное на мандатной комиссии. Но всё же теперь дышать стало чуточку легче.
ВГИК бурлил. Всё было там невероятно интересно, и с каждым днём он притягивал меня всё больше и больше. Ну, где, скажите на милость, в каком ином творческом вузе по учебной программе показывают фильмы по истории кино сразу в трёх кинозалах? А всё остальное? Память хранит множество историй и впечатлений – забавных, весёлых или со шлейфом грусти, а впрочем… Вот сверху, из холла четвёртого этажа, слышится фортепьянная мазурка – это занятия по танцу у «блистательной, полувоздушной, смычку волшебному послушной» Маргариты Орестовны Тарасовой.
Преподаватель по истории КПСС с фамилией Нарциссов запомнился некой гротескностью образа. У него были две стальные челюсти, один глаз и тик в ногах. Когда ему требовалось подчеркнуть какую-то мысль или слово, он входил в ажитацию, и его ноги, то одна, то вторая, неожиданно подскакивали.
Как-то (уже на втором курсе) Нарциссов принимал зачёт в паре с преподавателем Пудовым. Тот тоже был инвалид: потеряв во время войны ногу, ходил с протезом. Пудову надо было в деканат, позвонить. Он направился к выходу из аудитории, где сидели студенты, готовились. Обернувшись в дверях, бросил Нарциссову:
– Смотри тут за ними. В оба!
Нарциссов не растерялся:
– Угу. А ты давай – одна нога здесь, другая там.
Хохот стоял весь зачёт, смеялись и студенты, и педагоги-инвалиды. Зачёт сдали все.
Сценическую речь преподавала Марина Петровна Ханова. Ходила она как балерина – ноги всё время в первой позиции. Важная и всегда готовая к склоке. Расслаблялась и млела, когда, выстроив нас в шеренгу, слушала, как звучим в головном и грудном резонаторах. Мы по очереди произносили одно и то же:
– Хановы живут в высотном здании, – это должно было идти через головной резонатор, а окончание фразы нужно было перевести уже в нижний резонатор, – на третьем этаже.
Студенты четвёртого курса (мастерская Бибикова и Пыжовой) Тамара Сёмина, Костя Худяков, Наталья Кустинская, Слава Подвиг, с которыми мы уже познакомились, советовали потерпеть вздорную Марину Петровну, потому как перед экзаменом по речи с нами будет заниматься сам Александр Александрович Ханов, её муж.
Историю театра преподавал Фрадкин – это были не просто лекции, а необыкновенно красочные рассказы. Как будто преподаватель был современником великих актёров прошлого – Щепкина, Мочалова, Садовского, Ермоловой и собственными глазами видел их игру. Так ярко, образно, живо мог рассказывать разве что только Ираклий Андроников.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу