Жан-Жак Фельштейн - В оркестре Аушвица

С тех пор она чувствует ответственность за девочку. Дора без конца плачет, она боится всего и всех, не отходит от Эльзы, у которой не так уж много сил, но приходится утешать младшую подругу, притворяясь спокойной и уверенной в счастливом будущем. Эльза попробует сражаться, чтобы выжить. Сражаться с миром, где давление — норма жизни. Сражаться с отчаянием, которое овладевает душой при виде каждодневных зверств. Она должна победить привычку к подчинению, формировавшую ее жизнь в детстве и юности.

Я недавно узнал, что выдали вас владельцы дома. Ты была так невинна и простодушна, что во время заключения ни разу не задумалась, кому «обязана» своими несчастьями…

Вскоре после ее появления в лагере в барак пришла «лауферка» и спросила, есть ли среди «новеньких» музыкантши, но Эльзе не пришло в голову вызваться: она не воспринимала всерьез несколько лет занятий скрипкой. Очень характерно для нее — никогда не чувствовать себя на высоте положения. Дальняя кузина Берта, с которой она встретилась в лагере, вытолкнула ее вперед.

Эльза, следуя за посыльной, пересекла лагерь А и карантинный лагерь, они миновали пост охраны, вышли на пустошь, разделяющую лагеря А и В , и добрались до деревянного барака, расположенного слишком близко от труб, дымивших день и ночь. Транспорты с депортированными прибывают со всей Европы.

Внутри Эльза попала в другой мир. Никто не кричал, не чувствовалось атмосферы безволия, царившей в другом лагере. Барак еще достраивали — по стандартному образцу всех деревянных бараков, составлявших часть женского лагеря справа от плаца, здесь было две комнаты, разделенные перегородкой.

Изумлению Эльзы нет предела: в первой комнате с десяток женщин с грехом пополам играли военный марш на разношерстных инструментах. Обстановка почти студийная, кирпичная печь почти горячая.

В этом оркестре два аккордеона, три свирели, одна поперечная флейта, виолончель, две скрипки, гитары, мандолины… В углу, рядом с личной комнатой старшей по бараку, за столом работают копиистки — они размножают дирижерские аранжировки, чтобы раздать каждой оркестрантке.

Теперь Эльза понимает, откуда доносилась музыка, хотя поверить в увиденное нелегко.

Высокая крепкая женщина спрашивает ее по-немецки с польским акцентом, на каком инструменте она играет, сколько времени училась, дает ей скрипку и ноты… Обескураженность Эльзы перерастает в панику.

У нее было недостаточно времени, чтобы понять невероятный лагерный мир, придется еще многому научиться, и она не в силах скрыть изумление: оказывается, в Аушвице организуют прослушивания!

И Эльза старательно играет перед собравшимися женщинами и высокой полькой Зофьей Чайковской. Играет, уверенная в провале.

Из сочувствия, собственной средненькой музыкальности или просто по той причине, что выбирать не приходится, Чайковска не выражает неудовольствия: «Ладно, я тебя беру. Будешь приходить сюда каждый день и работать над репертуаром, но переселишься к нам только после окончания карантина. А теперь — марш к остальным!»

Остальные:

две греческие аккордеонистки, сестры Иветта и Лили Асаэль. Они совсем не похожи: Лили маленькая, кругленькая, коренастая, выглядит сильной и уверенной в себе. Без конца ругает сестру — та лет на десять моложе. Коллективу не слишком нравятся ее гневные выходки и вопли. Застенчивая Иветта ободряюще улыбается Эльзе. Она совсем молоденькая, лет пятнадцати, не больше, темноволосая, изящная, и ее не уродует даже полосатый «наряд».

Хильда Грюнбаум, молодая немецкая еврейка, храбрая и решительная по характеру, играет на скрипке. Она видела, как убили всю ее семью, но не сломалась. Она много лет была членом сионистской организации и поначалу спорила с подругами, не уверенная, стоит ли вступать в оркестр. Хильда вполне прилично музыкально образованна, занималась сольфеджио, владела скрипкой, как любая юная немка из «хорошей семьи», пока нацизм не решил объяснить всему миру, что́ есть хорошая семья . Теоретически она легко могла стать участницей оркестра, но у нее имелись проблемы морального толка: не является ли добровольное участие в проекте нацистов коллаборационизмом? Все единогласно постановили: нет, не является. Она должна не только сама играть в этом оркестре, но и сделать все возможное и невозможное, чтобы максимально быстро ввести туда остальных. Хильда станет первой еврейкой музыкального коллектива.