Сергей Красиков - Возле вождей

По указанию царя Алексея Михайловича в 1652 году иконописцы Симон Ушаков, Степан Рязанец, Яков Казанец и Сидор Поспеев сделали тщательные прориси по стенописям XVI века, полностью повторив первоначальную роспись собора, произведенную во времена правления царя Ивана Грозного.

Главный великокняжеский храм Кремля посвящен архангелу Михаилу, покровителю ратного дела. Его стены расписаны батальными сценами, проникнутыми пафосом борьбы и победы русичей по сходству со сценами летописными. Так, сцена «Взятие Иерихона» напоминает о взятии Казанского ханства, а «Гедеон посекает мадимитян» подводит к реальным сражениям, изобилующим боевыми эпизодами.

Поскольку Архангельский собор до XVII века был усыпальницей московской правящей династии, то нижний ярус его является галереей надгробных изображений от Ивана Калиты до Василия III, которые в соборе и погребены.

Ближайшее к южному входу в собор захоронение — Ивана Калиты 1340 года, над ним — условное изображение князя — собирателя земли Русской. Здесь же покоятся продолжатели политики отца, его сыновья — Симеон Гордый и Иван Красный, а внук Калиты — Дмитрий Иванович Донской — захоронен в следующей тройке гробниц, князья которой перешли в открытые выступления против Золотой Орды.

В алтарной части собора располагается гробница Ивана Грозного и двух его сыновей — царевича Федора и Ивана, а также известного полководца начала XVII века князя Михаила Скопина-Шуйского, организатора разгрома войск Лжедмитрия II. Захоронение же «боярского царя» Василия Шуйского расположено у северо-западного столпа. У юго-западного захоронены первые цари из династии Романовых.

После перенесения столицы Российской империи из Москвы в Петербург императорский некрополь переместился в Петропавловский собор северной столицы. Исключение составляет лишь захоронение Петра II у северо-западного столпа, скончавшегося в Москве в 1730 году.

Кроме захоронений в соборе находятся две раки с мощами Михаила Черниговского, в 1245 году убитого в Золотой Орде, и царевича Дмитрия-младшего, сына Ивана Грозного: рака с его мощами была перенесена в Кремль в 1606 году из Углича.

Всего в соборе 54 захоронения, 52 — под плитами пола и две раки на полу.

Помимо пересчисленных и официальных захоронений в подвалах собора имеются еще и многочисленные захоронения лиц менее известных, относящихся к родственникам государей и князей, которых, по принятому тогда обычаю, хоронили в наглухо закрытых белокаменных гробах не в земле, а в подвалах Архангельского собора, за коваными металлическими дверями с крепкими железными задвижками, замыкаемыми на огромные, тяжелые замки.

При очередном осмотре территории Кремля и ее построек мне было поручено обследовать состояние подземных коммуникаций собора, в том числе и его подвалов с захоронениями. Подходило время обеда. Комиссия изрядно проголодалась. А я проводил обследование тщательно, медленно, досконально, что многим явно не нравилось. Стоя в проходе двери в подвал захоронений, они то поторапливали меня, то поругивали и, потеряв терпение, пригрозили навсегда закрыть в этом подземелье.

Не обращая внимания на ворчание, я продолжал честно исполнять обязанности, и те, видя, что я ни на какие ухищрения не поддаюсь, действительно захлопнули металлическую дверь, задернули засовы и закрыли их на замки.

Решив, что все это проделывается с целью испуга, я завершил обследование и, полагая, что члены комиссии стоят за дверью, ожидая, когда я начну кричать, в дверь колотить не стал, надеясь, что сослуживцы натешатся и сами распахнут двери. А потому сел на один из саркофагов (в подвале находились только захоронения) и с включенным фонариком стал ожидать разрешения ситуации. Часов с собой у меня не было. Время контролировать я не мог. Электрический свет в подвале был отключен, видимо потому, чтобы не тревожить покойников. Между тем свет фонарика начал слабеть, слабеть и наконец угас совершенно. Полнейшая темнота в склепе среди покойников меня, однако, совсем не испугала: я верил, что сослуживцы стоят за дверью, а потому закрыл глаза и задремал.

Сколько дремал — неизвестно. Во сне по милости Божьей мне ничего не показалось. Сотрудники же, заговорившись, ушли на обед, а когда, спустя полтора часа, снова сошлись вместе для продолжения осмотра, выяснилось, что я отсутствую. Тогда-то только и вспомнили, где они меня оставили, а вспомнив, на полусогнутых от страха ногах спустились в подвал и распахнули дверь. Резкий свет ударил в глаза. Я поднялся с белокаменного саркофага, как из гроба, и увидел, что мои однополчане чего-то страшно боятся. Чего? Вышел на белый свет, кинул взгляд на часы Спасской башни и ужаснулся: