Шелли Клейн - Самые жестокие женщины в истории

Люди не в состоянии были простить Мире Хиндли того, что она абсолютно ненормальное существо: женщина, участвовавшая в убийстве детей. То, что Брэди совершал преступления, было страшной правдой, но то, что женщина содействовала ему, делало Хиндли для большинства, если не для всех, мишенью для презрения и оскорблений.

Но сколько бы те, кто ее поддерживал, ни подчеркивали, что исправление Хиндли искренне, что она изменилась и стала католичкой, большинство людей считало ее циничным, изворотливым монстром, который скажет и сделает все что угодно, лишь бы добиться свободы. Содержание Хиндли в тюрьме явилось, по произнесенным в 2002 году словам журналиста Петера Стендфорда, «символом веры». В момент ее смерти ее дело вместе с дилеммой, должен ли политик иметь право изменить решение судьи, снова находилось на пути в Европейский суд по правам человека.

Последние годы у Хиндли стало неважно со здоровьем, она страдала от ангин, остеопороза, аневризмы мозга и, похоже, перенесла несколько инсультов. Однако широко известно, будто она просила докторов, что если впадет в кому, не воскрешать ее. В возрасте шестидесяти лет она, должно быть, поняла, что смерть станет ей единственной формой освобождения.

Вероятно, последнее дошло до матери Кейта Веннетта, миссис Винни Джонсон, которая заявила: «Я надеялась, что (Хиндли) скажет что-либо перед своей смертью, но, похоже, она не собирается ничего сообщать, поэтому мне придется с неизвестностью жить дальше и дальше. Она так же ужасна, как (Брэди). Она даже хуже, чем он, в ней больше дьявольского из них двоих. Брэди никогда не рвался выйти из тюрьмы, а она пыталась вырваться с первого же дня. Она пойдет прямиком в ад, куда и заслужила отправиться. Не спрашивайте меня, испытываю ли я хоть какую-то жалость к ней, потому что жалости нет» [104] Отрывок из «Scotsman», 16 ноября 2002 г. .

Будем надеяться, что со смертью Миры Хиндли миссис Джонсон и родители остальных жертв, обрели хоть капельку мира. Видит Бог, они заслужили это.

В зависимости от того, какой версии придерживаться, Карла Гомолка или безусловно виновна и играет ведущую роль в трех из самых варварских преступлений Канады, или она обычная домохозяйка, которую постоянно избивали, чей каждый шаг совершался по велению вечно оскорбляющего, контролирующего каждую ее мысль мужа.

14 июня 1991 года Лесли Махаффи покинула родительский дом в Берлингтоне, Онтарио, чтобы попасть на поминки своей подружки, Крис Эванс, которая погибла вместе с тремя другими подростками в автомобильной катастрофе. Отчаянная пятнадцатилетняя девочка, Лесли Махаффи, знала, что обязана вернуться к 10.00 вечера, но она никогда не беспокоилась по этому поводу. Этот вечер не стал исключением, поэтому она вернулась домой лишь в два часа ночи, и обнаружила, что мать, Дебби Махаффи, заперла входную дверь, чтобы преподнести дочери урок. Не испугавшись, Лесли позвонила школьной подруге, чтобы попросить ту побыть с нею, но трубку взяла мать подружки и сказала, чтобы Лесли шла домой и подумала над своим поведением. Как ни печально, но именно это подростку и оставалось делать, только вместо того, чтобы постучаться в дверь и упросить, чтобы ее впустили в дом, Лесли Махаффи непонятно куда исчезла.

Спустя чуть больше года, 16 апреля 1992 года, исчезла еще одна пятнадцатилетняя девочка. Звали ее Кристен Доун Френч, она шла домой из школы Святого Креста мимо объединенной стоянки двух церквей, где был припаркован «ниссан», за рулем которого находилась привлекательная молодая женщина. Незнакомка спросила у Кристен Френч, где Пен-центр, но секундой позже ничего не подозревающего подростка уже держал на кончике ножа мужчина, который подкрался сзади. Потом девочку втолкнули на заднее сиденье машины. Больше Кристин Френч не видели никогда.

Обеих девочек украли и увезли в дом Поля Бернардо и Карлы Гомолки.

Снаружи Бэйвью Драйв, 57 представлял собой удивительно красивый дом розового цвета, построенный на берегу озера Онтарио в Порт Далхаузи в архитектурном стиле, возникшем на мысе Код. Но за великолепным фасадом вся красота заканчивалась. Дом был как бы зеркальным отражением собственного воображения Бернардо: на поверхности — прекрасная мечта об идеальных взаимоотношениях, а внутри — черный ночной кошмар.