Нина Узикова - Запоздалый дневник

Дом без наличников, «как корова комолая», то есть без лица. Наличники появились в доме где-то в начале 50-х годов. Покрашенные в синий цвет с белыми накладными деталями, они сразу украсили дом, и старый дом заиграл. Тем более до этого отец обил его досками, старые толстые бревна скрылись за тесом. Дом помолодел!

Ворота тоже омолодили, закрыв их крышками. Ограду уменьшили, перестроив хлев, холодный двор. Везде был настлан пол, скот не стоял, не лежал уже на земле. Под крышкой хлева у отца было рабочее место для столярных работ. Он мог по столярному делу изготавливать многое. Всем племянникам помогал строить, перестроивать дома, изготовлял наличники и не только для их домов. Он был мастером по отбиванию кос (литовок). Многие соседи приходили по вечерам во время покоса, чтобы отбить литовку. Без этого невозможно было хорошо и легко косить траву.

Отец ходил в школу одну зиму. Здание школы до революции было церковью — приходской школой с трехклассным образованием. В советское время — это первое здание вначале начальной школы, потом семилетней, потом средней.

Отец, естественно, мог как-то писать, читать, считать. Жизнь добавляла опыта. Мама вообще не училась. Научилась писать, видимо, в группах ликвидации неграмотности. Писать, читать все-таки могла, сама писала письма нам.

В кино ни отец, ни мама не ходили. Мама, принципиально говоря, что там бегают бесенята и все неправда, безбожно.

Бабушка Степанида тоже не училась, но обладала отличной памятью. У нее квартировала учительница еще церковно-приходской школы в Бобино. Видимо, учительница рассказывала историю России в домашних беседах, и бабушка знала всех царей и их родственников. Потом рассказывала своим дочерям. А Библию она знала от священника, хотя сама читать ничего не умела.

Теперь попробую восстановить отдельные эпизоды, детали из очень далекого детства, даже еще довоенного, то есть в возрасте с 4—4,5 лет начиная.

Зима 1939—40 года. Мне пятый год. Поездка к бабушке в Бобино. Едем на санях. Впереди тятя правит лошадью, мама с Валей на руках. Я сижу спиной к лошади. Ночь яркая, вся в звездах. Я громко читаю (говорю) стишок «Синее море, белый пароход. Сяду-поеду на Дальний Восток». Не знаю, меня учили этому стиху, или Таня, уже ученица, учила вслух его, и я выучила. Эта звездная ночь, езда по лесной дороге так воодушевили меня, что я стала кричать стих о море. Детский восторг перед красотой! Это помню!

Еще один эпизод довоенный.

В колхозе были ясли в летнее время для детей колхозников. Располагались они в доме у Коробкиных. Родители не работали в колхозе (как я потом уже взрослой узнала, что мама ушла работать уборщицей в школу, где отец работал завхозом). И меня в ясли не взяли. В какой-то летний день я забежала к своим подружкам в ясли в обед. Их кормили манной кашей. Дали и мне тарелку. Каша была такая вкусная, что я до сих пор помню ее вкус и всегда любила манную кашу. Скорее всего у нас дома кашу не варили. Я даже помню, где я сидела. Был длинный стол и лавки вдоль стола, где все ребятишки и сидели за обедом.

Еще один эпизод.

Помню, что молодые наши отцы играли в бабки во дворе дома дяди Никифора. Изба их стояла в Перевышинской улице (улицу так назвали по многим домам, где жили Перевышины). Двор был большой. Видимо, это было воскресенье. Собрались несколько молодых мужчин, около 30 лет, все отцы моих подружек, играть в бабки. Мы все крутились тут же. Вижу картину — отец с битком замахнулся на кон и вот-вот бросит. Больше ничего не осталось в памяти. Яркий солнечный день, много людей, бабки, радость.