Павел Скоропадский - Воспоминания. Конец 1917 г. – декабрь 1918 г.

В первый день моего Гетманства я спросил Вишневского, который до назначения министра внутренних дел, по моему приказанию, исполнял эти обязанности: «Александр Андреевич, как дела?». «Плохо, пан Гетман». – «Почему?» – «Да вот перед вами здесь все Министерство внутренних дел Украины». – «А где же само министерство?» – «Да в настоящем смысле слова его никогда и не было, а теперь служащие все разбежались, положительно никого нет. Нужно все создать с самого основания».

В таком положении находились почти все существенные органы управления на Украине в первые дни Гетманства. Господа, которые упрекали министров за вялость их работы, были деятелями старого режима, и поэтому им рисовался ряд работающих департаментов, с массой столоначальников и чиновников. Когда при смене министров новые хозяева, начиная работу в новом направлении, могли сделать это точно по одному мгновению руки. Да, при таких условиях – это было бы легко. Иногда же критиками являлись господа, которые никогда ничего не делали в области государственного управления. Положение дел было в полном смысле tabula rasa [15] Чистая доска (лат.). . Пришлось все создавать и, главное ни какого материала! Почти все было деморализовано. Приходилось долго выбирать человека, так как один оказывался негодяем, другой – человек совершенно неподходящий по своим политическим убеждениям, третий шел только ради жалования, не собираясь работать.

Каким образом министр внутренних дел мог в стране провести хотя бы мелкую реформу, когда, я помню, в течение полутора месяцев нельзя было заполнить места губерниальных старост, являющихся хозяевами губерний. Рекомендуют одного – он отказывается, телеграфируют другому – он болен, третий как будто бы подходящий и согласен, но в совете министров выяснилось, что он натворил уже раньше всяких бед, и поэтому его забаллотировывают. А время шло и шло. И так во всем. Я лично приходил в совет министров каждый вечер и видел, что зря люди там не сидели. Нужно, наоборот, удивляться, что правительственный аппарат был сравнительно так скоро налажен и даже выдержал такое испытание, хотя бы, например, при уходе австрийских войск, когда на всем юге Украины порядок удержался полностью, пока Винниченко и Петлюра не подняли восстания. Я далеко не хочу сказать, что центральные управления работали хорошо, была масса людей неподходящих по своим знаниям и по своим нравственным качествам, но для дезинфекции всех этих учреждений требовалось время. Сразу сделать это нельзя было. Министерство финансов пребывало в каком-то зачаточном состоянии. Министерство земледелия было, наоборот, снабжено многими служащими, но все эти господа занимались исключительно политикой. Кроме того, было еще одно ужасное зло: всякий негодяй, задрапировавшись в тогу украинства, считал себя забронированным. На моей душе есть, вероятно, несколько промахов, так как в министерствах находились часто начальники, которые к украинцам, дельным и честным людям, относились с нескрываемой антипатией, а вместе с тем эти начальники были нужны, так как они знали технику дела. Желая быть справедливым, я брал украинцев под свою защиту, но, пока не разобрался в этом вопросе, вероятно, я не всегда был прав.

Первые дни Гетманства были какими-то сумбурными. Поэтому теперь, когда я хочу последовательно их описать, я положительно затрудняюсь повести плавный рассказ. Прежде всего нужно было спешно составить совет министров и объявить его для всеобщего сведения. Николай Николаевич Устимович чуть ли не в первый день заболел, но успел пригласить профессора Василенко на должность министра народного просвещения. Таким образом, ввиду болезни председателя совета министров, обязанности его исполнял тот же Василенко. У меня и министров, уже вошедших в состав кабинета, была тенденция, чтобы кабинет был как можно больше украинский. Для этого Василенко хотел пригласить министром юстиции Шелухина. Последний согласился, но на следующий день отказался, заявив, что партия социалистов-федералистов не желала, чтобы он шел, и ставила ему условием выход из партии, чего он не захотел. Помню, что речь еще шла о Михновском и о Лыпинском, но обоих не было тогда в Киеве. Были даже переговоры с социалистом-федералистом Никовским для портфеля министра труда, но и он отказался. С последним, кажется, вел еще переговоры Николай Николаевич Устимович. На должность военного министра мне украинцы все время предлагали Грекова, и немцы первое время его тоже хотели, но я решительно от этого отказался, уж больно он мне казался в нравственном отношении ненадежным.