Франц Запп - Сталинградский пленник 1943–1946

Наконец, он меня спросил, хочу ли я продолжить свое образование, ибо для меня есть возможность посещать «антифашистские курсы». Я сказал, что согласен. Конечно, я с самого начала понял, что русские пытаются сделать из нас своих сотрудников. Для этого они готовы преподать нам основы марксизма. Но именно это и интересовало меня. Я же вышел из политически активной, строго католической семьи, затем вник в идеи национал-социализма и пережил его губительные последствия. Теперь мне представлялась возможность ознакомиться с третьей, актуальной в то системой взглядов. Правда, я не знал, как отнесутся ко мне, когда узнают, что коммунизм вызывает у меня чисто теоретический интерес. Ведь я согласился на антифашистскую, но не коммунистическую учебу и сделал это в строгом соответствии со своими убеждениями.

21 ноября 1945 года Вилли и меня, наряду с некоторыми другими австрийцами и немцами, поименно вызвали к будке охраны, где сообщили, что нас переводят в другой лагерь. До этого нам выдали чистые мундиры. Этап был укомплектован, и в тот же день мы прибыли в лагерь N® 108 в Бекетовке. Вечером был концерт в духе варьете, который давали военнопленные. У нас возникло чувство, что теперь, после долгих лет пребывания в пустынной местности под Красноармейском, которая летом выгорала от жары, а зимой застывала от мороза, для нас понемногу начинается новая жизнь. Может быть, этому отчасти способствовало варьете, может быть, гамбургская песня «Под красным фонарем Санкт-Паули», которую многие из нас слышали впервые. Варьете и особенно песня еще выше подняли радостное настроение, которое охватило многих из нас еще при отъезде из Красноармейска

На следующий день нас погрузили в вагоны В центре каждого из них находилась маленькая железная печка с трубой, выведенной на крышу, справа и слева от нее располагались нары. Было уже очень холодно. На ближайшие две недели вагон становился нашим домом. Начальником караула был русский младший лейтенант. Путь пролегал через студеный снежный край, и по мере продвижения на север снег все плотнее укрывал землю. Проблем с едой поначалу не было, но с топливом вскоре возникли трудности, так как об этом заранее не позаботились. Пришлось обеспечивать, или — как говорили в армии — «организовывать» его самим. Часто это происходило так: поезд останавливался на каком-нибудь глухом полустанке, железнодорожный служащий выходил из служебного помещения для выполнения своих обязанностей. В это время несколько пленных выскакивали из вагона так, чтобы он не мог их видеть, бежали в пустое, никем не занятое помещение, снимали дверь и приносили ее в свой вагон. Там ее разбивали, дружно ударяя каблуками, и превращали в дрова.

Запас еды вскоре стал истощаться, и наконец ее не осталось вовсе. Был ли в этом виноват младший лейтенант, который, возможно, плохо распределял дневной рацион или использовал продукты для каких-то иных целей, мы не могли знать. Во всяком случае, в последние дни у нас не было никакой еды. Высказывалось предположение, что нам дали с собой продуктов на одну неделю, а поездка продолжалась две недели. Положение — хуже некуда, ни еды, ни тепла, а дороге конца не видно. И тут надо было как-то выручать самих себя. Нередко на остановках нам попадались на глаза эшелоны с зерном, кое-кто из нас подползал под вагон и находил в днище плохо закрепленную доску или трещину. Тут пускали в дело острый железный прут, проделывали отверстие и подставляли тару под струйку зерна. Так мы наполняли свои котелки или консервные банки. Затем зерно смешивали со снегом, разваривали и ели. Попадались нам и вагоны с замерзшей до каменной твердости сахарной свеклой. Мы приносили ее в вагон, оттаивали, нарезали и варили. Наконец, через Рязань и Владимир, мы доехали до поймы Оки.

Во Владимире изрядную часть ночи простояли на большой товарной станции. Нам довелось наблюдать совершенно незнакомую систему формирования составов. Грузовой поезд ставили на холме, от которого вниз расходились несколько перекрещивающихся рельсовых путей, и там, где был ровный участок местности, формировались новые составы. От поезда на холме поочередно отцеплялись отдельные вагоны, локомотив подавал каждый вагон назад, вагон ехал под уклон без всякой посторонней силы через стрелочный перевод и присоединяясь к новому составу. Торможение достигалось силой трения и устройством, имеющимся в каждом вагоне, и таким образом вагон останавливался там, где требовалось. Чтобы избежать столкновения, на рельсы устанавливали тормозные «башмаки». Так постепенно вагоны перекатывались из одного состава в другой.