Командиры совещаются. К ним, к штабной их землянке наши постовые опять ведут человека — парнишку лет пятнадцати. Парнишка этот весь обледенел, он говорит громко, почти что кричит.
Люди выбегают из землянок.
— Что случилось, какая еще новость?
Начальники отмалчиваются. Ничего, бойцы все равно узнают. Спрашивают у постовых:
— Кто прибег?
— Кажется, из Козлянич. Фамилию назвал — Васюк.
— Это какой же Васюк?
— Федоровского адъютанта братеник…
— А чего мокрый?
— Говорит, вплавь. Говорит, плохи там дела. Прибыли каратели СС.
Снова кто-то заявился. И снова плохие новости. Хороших новостей совсем не стало.
Немного посмеялись, когда пригнали с лесной дороги возок. Заиндевевшая мохнатая лошаденка тащит кучу хвороста. Рядом с возком два старика. Вышли навстречу возку из своей землянки командиры. Стали расспрашивать.
— Кто такие?
— За хворостом…
Часовой перебивает:
— Да не слушайте их. Они с хворостом в лес едут.
— Простите, господин. Мы топор потеряли, так обратно поехали…
— Что ж это ты, двадцать четыре года при советской власти жил, а за три месяца оккупации забыл слово «товарищ»?
— Так бьют и староста и немцы.
— А что ж твой приятель без «господина» обходится? Или его не бьют немцы, своим считают?
Второй старик, усмехнувшись, говорит:
— У меня зубов нет. Хочу шказать гашпадин, а получается гашпадин. Шказал раз, так побили…
Раскидали хворост. Лежат под хворостом, обнявшись, худенький парнишка еврей и чернявая девочка лет шестнадцати. Оба закоченели, дрожат, молчат…
— Что ж это у тебя за товар, а, «гашпадин»? Рассказывай!
— А то верно, что вы партизаны?
И старики рассказывают. К ним в село прибежали вот эти двое. Комсомольцами называются. Брат и сестра Непомнящие. Они из Мены прибежали. Там тоже эсэсовцы. Там стреляют и вешают. Там насилуют девушек. А местные партизаны плохо вооружены… разбежались.
Переглядываются люди с винтовками. Хмуро посмеиваются. Они ведь тоже не очень вооружены…
Прибегают связные, возвращаются разведчики…
Немцы заняли Гулино. Кавалерийская группа под командованием Лошакова и Дружинина отступила в глубь леса без сопротивления.
Из Добрянки, за восемьдесят километров, пришла группа с Марусей Скрипка во главе. И в группе той Артазеев, парень очень смелый, так говорят все, кто его знает. Но и эти товарищи принесли печальные вести. В упорных боях разгромлен Добрянский отряд. Командир Явтушенко, он же и секретарь райкома, погиб в бою. Председатель райисполкома Эпштейн тяжело, может быть, смертельно ранен.
Их из Добрянки семь человек. Они едят и рассказывают. Торопятся жевать и торопятся рассказывать. Всюду на дорогах немцы. На автомобилях и на мотоциклах и сотни верховых мадьяр…
Из Чернигова, из самого города, через своих людей по эстафете сообщают: группа товарища Толчко попала в лапы гестапо. Все после долгих истязаний расстреляны. Десятки виселиц в Чернигове. На одной висят мужчина и женщина, на их головах — мешки, лиц не видно. И прикреплены: к женскому трупу печатная надпись — Мария Демченко, а к мужскому — Федоров [7] Позднее стало известно, что немцы «вешали» так многих из тех, кого знал народ. Просто заготовили заранее надписи и прикрепляли их к трупам казненных. Меня, например, «повесили» три раза в Чернигове, два раза в Нежине и, кроме того, «вешали» неоднократно в районных центрах.
.
— Как же это? Ведь Федоров — вот он, перед вами. А Демченко не черниговская вовсе. Она в эвакуации…
Пожимают вестники плечами:
— Не знаем.
Вернулся из Корюковки со своими ребятами Балицкий. Правду, оказывается, рассказал Николай Кривда. В местечке немцы. Местечко горит. И дом Кривды на самом деле взорван, весь развалился. На обратном пути зашли разведчики туда, где стоял раньше Корюковский отряд. Землянки раскиданы, нашли семь трупов партизан. Где остальные? Ушли, а может, взяты в плен?
Идут, идут, ползут сюда, к заснеженным землянкам, в лес, люди со всех концов области. Только слышно: расстреляны, убиты, арестованы…
Лес ведь тоже не крепость. И не такой уж большой и густой…
Только наступили сумерки, а уже видно огромное зарево над Корюковкой. И в другой стороне — тоже красные облака.
Казалось, смятение, растерянность царили в лагере. Посторонний глаз не разглядел бы наступательного духа, продуманности действий, плана.
На самом же деле командиры хоть и давно совещались, но не спорили, а именно работали над планом операции. Конечно, руководители, а среди них и я, не могли оставаться равнодушными, не могли спокойно относиться к таким донесениям разведчиков и связных. Но выход из создавшегося положения оставался лишь один: наступать.
Читать дальше