Михаил Захарчук - Олег Табаков и его семнадцать мгновений

Однако случалось и голодать. Не до потери пульса, конечно, но все равно Олег Павлович вспоминает о тех временах, как об очень веселых. Но и скудных. Приходилось тогда всей компанией отправляться на Рижский вокзал и разгружать там вагоны со всякими съестными продуктами. Зато двойная польза наблюдалась: и деньга подваливала, и подкармливались на шармачок. Выглядели все неизменно ухоженными. Комендант их общежития всего за рубль стирала бельишко, рубашки и гладила их. Поэтому ходили «школяры» по столичным театрам очень даже в приличном виде. Табакова больше всего привлекал МХАТ, а в нем такие удивительные спектакли, как «Плоды просвещения», «Осенний сад», «На дне», «Три сестры», «Идеальный муж», «Школа злословия». Юноша смотрел их по многу раз, благо бесплатно, по студенческому билету. Смотрел и постигал азы профессионального образования – как это все следует делать на сцене. Не просто выполнять свои обязанности, очерченные ролью, а всякий раз стремиться превзойти себя, взобраться на вершину постижения пусть и маленькой роли, но так, как никто до тебя ее не постигал.

«Культура маленькой роли сейчас исчезает, если не сказать больше. А ведь были мастера и я их видел по многу раз. Борис Петкер – часовщик в «Кремлевских курантах», или Дмитрий Орлов – снабженец Моченых в спектакле «За власть Советов». Комиссаров в роли Коко из «Плодов просвещения». Варвара Николаевна Рыжова, Сашин-Никольский, блиставшие в эпизодических ролях в Малом театре. Небольшой объем роли вовсе не подразумевает отсутствие таланта. Скорее наоборот. Я до сих пор помню много раз слышанные в детстве радиозаписи Орлова, читавшего «Василия Теркина» и «Конька-Горбунка». Они поразили меня настолько, что спустя тридцать лет я сам прочитал эти поэмы и на телевидении, и на радио. Орлов вообще слыл переводчиком изумительных литературных произведений на язык чувственный, эмоциональный. Я внимал ему, и слезы сменяли смех, а смех – слезы. Он умел совмещать забавное и трагическое, высекая из моей слушательской души искры сопереживания, сочувствия, даже созвучия. Льщу себя надеждой, что и сам бываю достаточно разнообразен в оттенках и интонациях русского языка. Но возникло это умение не само по себе, а было передано, вложено мастерами художественного слова, первым из которых оказался Дмитрий Николаевич Орлов».

Самым громким театральным событием сезона 1953–1954 годов для первокурсника Табакова стал приезд в Москву «Комеди Франсез» – небывалое явление, ставшее одним из ярчайших симптомов нового времени, наступающей так называемой «оттепели». Вещи, показанные «Комеди Франсез», явились для Олега, всецело воспитанного на отечественных традициях, чем-то небывалым, прорывным. Его поразило само существование иной культуры, развивающейся совсем в иных парадигмах, нежели отечественная тех времен. Французы демонстрировала теорию Коклена (французский теоретик театра) на практике, показывая свое «искусство представления», где особое внимание уделялось технологическим приемам. Олег с восторгом внимал тому, как им удавалось на одном дыхании произносить огромные поэтические тексты. Какая восхитительная подчеркнутая пластика и свобода владения ею! Наверное, и поэтому, чтобы попасть в Малый театр на «Комеди Франсез», люди ломали двери. Табаков это видел и, если совсем откровенно, то даже немного завидовал. На отечественные спектакли подобного ажиотажа никогда или почти никогда не наблюдалось. Уже тогда он стал смутно размышлять о том, что отечественный театр требует пусть не революции – нет, но изменений коренных и существенных. И он уж точно был не одинок в тех своих внутренних терзаниях. Ведь пройдет совсем немного времени – каких-то три с лишним года, и в Москве в тяжких родовых муках станет возникать «Современник». Впрочем, мы сильно забегаем наперед…

Если же немного продолжить разговор о влиянии французов на юные души мхатовских студентов, то оно, прежде всего из-за языкового барьера, было все-таки опосредованным. Потрясало другое – отточенность ремесла, виртуозное владение им. Особенно в этом смысле Олега взволновал спектакль, состоящий как бы из двух частей: «Сид» Корнеля и «Рыжик» Ренара. В «Сиде» был эпизод, когда Андрэ Фалькон спускался по снежно-белой лестнице, в красных сапогах и в белом колете. Глядя на подобное сценическое чудо, оставалось лишь молить Бога, чтобы когда-нибудь Он и тебя сподобил спуститься вот в таких сапогах по такой лестнице.