Макс Уоллес - Любовь и Смерть. Убийство Курта Кобэйна

Понятно, что мы не можем верить всему тому, что Кортни говорила о своём отце, и уже решили скептически относиться к большей части того, что говорит Харрисон. Но поскольку он продолжает вытаскивать из коробок альбомы с вырезками и папки, включая сотни писем и стихов, написанных Кортни, а заодно и фотографии, и документы, точно определяющие факты о различных периодах её жизни, мы понимаем, что обнаружили очень ценную возможность получить представление о её бурных ранних годах, и разгадку предположительно надвигающейся катастрофы, за которой впоследствии с заворожённостью вуаеристов будут следить миллионы людей.

Кортни Лав, возможно, была слишком молода, чтобы обвинить своих родителей в том, что своим разводом они нанесли ей травму, ставшую причиной её беспокойного детства, как это сделала семья Курта, чтобы объяснить то, что он сам пошёл по наклонной, но к тому времени, когда ей было семь лет, мать Кортни развелась уже со своим вторым мужем, Фрэнком Родригесом, и вышла замуж в третий раз за Дэвида Менели. Они поселились в особняке в Орегоне, где Линда и её новый муж управляли коммуной свободных нравов. В те годы Линда следовала за разными странными гуру, и, в зависимости от духовной особенности момента, они с Менели могли петь, медитировать или вопить во всё горло, в то время как маленькая Кортни была предоставлена самой себе. Позднее она вспоминала о всевозможных «волосатых, голозадых хиппи», резвящихся вокруг, занимаясь гештальт-терапией. На обложке её альбома «Live Through This» («Пережить Это») — фотография маленькой Кортни того периода, похожей на беспризорную девчонку. «Мы жили в вигваме, и от меня всегда пахло мочой», — вспоминала она.

Когда Кортни было семь лет, Линда со своим новым мужем внезапно решили, что они переберутся в Новую Зеландию, и будут выращивать овец. Линда сказала друзьям, что это проще, чем воспитывать собственную дочь; поэтому Кортни не взяли. Для лечения её аномального поведения с тех пор, как ей исполнилось три года, Кортни отправили жить в Юджин к одному из своих врачей, старой подруге Линды. «Всё это было сделано за моей спиной, — вспоминает Харрисон. — Я был бы очень рад, если бы она стала жить со мной, но со мной никогда не советовались, и я ничего не мог сделать. Когда Кортни стала постарше, она всегда говорила, что она никогда раньше не чувствовала себя такой покинутой».

Именно в этот период Кортни стала, по её собственным словам, «ребенком-демоном». Нахальная малолетняя преступница показалась неуправляемой своей суррогатной матери, врача или не врача, и её вскоре отправили к Линде в Новую Зеландию. Долго она там не пробыла. Линда быстро отослала Кортни, чтобы проверить сострадание другой местной подруги, которая в свою очередь в итоге выслала её в католическую школу-интернат в Австралии. Это было первая школа за последующие несколько лет из ряда других школ, из которых её с головокружительной быстротой будут выгонять. Затем Кортни вернулась в Орегон, где она перемещалась от одних друзей своей матери к другим — каждый раз злоупотребляя гостеприимством, когда её ловили на кражах в магазинах, воровстве денег или курении травы.

К 1977 году Линда и её муж устали от разведения овец и вернулись в Орегон, где Кортни снова стала жить с ними, главным образом, потому что Линда больше не могла найти того, кто бы хотел приютить её. Но когда её поймали за воровство в местном магазине «Woodworth», когда ей было двенадцать лет — она украла не то помаду за 49 центов, не то футболку «Kiss» — в зависимости от настроения Кортни, когда она рассказывает эту историю — её мать проинструктировала полицию, чтобы Кортни преподали урок. Вместо обычного предупреждения она предстала перед судом и была направлена на пробацию. Когда Кортни несколько дней спустя сбежала из дома, Линда попросила властей возвратить её не домой, а в исправительное заведение для малолетних «Хиллкрест». В интервью со своим биографом, Мелиссой Росси, Кортни вспоминала своё прибытие в заведение в наручниках на руках и на ногах и со стрижкой под Дэвида Боуи. Спустя годы она описала беспутный период свободы, избавившись от ограничений в арестном доме. «Я была карликом — ни титек, ни менструаций, ни половой зрелости — поэтому меня дразнили, и я поняла, что могу очень хорошо драться, если я просто сделаю вид, что собираюсь убить человека. Я начала слоняться по торговым рядам и общаться с этой толпой шлюх-подростков».

Она пришлась ко двору среди плохих девочек в «Хиллкрест». В письме, которое она послала отцу в четырнадцать лет, полном непринуждённых ссылок на свою страсть к Курту Расселлу и где указано, что её любимая книга — «Повелитель мух», она хвастается тем, что читала свой личный архив и обнаружила, что её описывали как «самую сварливую, хитрую, шуструю особу» из тех, кого когда-либо видел тот служащий, который ею занимался. В другом письме, написанном в том же году, она пишет: «Я вышла и ударила ножом девчонку, потому что мне не понравилось, как она выглядит». Кортни утверждает, что именно в «Хиллкрест» она впервые открыла панк-рок после того, как стажёр, работающий в заведении, вернулся из Англии и отметил её сходство с британскими музыкантами-панками. После того, как он одолжил ей запись «Never Mind the Bollocks» «Sex Pistols», Кортни заявила, что решила, что она хочет быть рок-звездой. Этот сообщение сомнительно, потому что её друзья впоследствии говорили, что она всегда презирала панк-музыку. Но, без всякого сомнения, в этот период Кортни начала писать стихи, некоторые из которых станут текстами для её будущей музыки. У Харрисона до сих пор есть масса душераздирающих стихов, написанных Кортни между четырнадцатью и шестнадцатью годами. В одном из самых показательных стихотворений под названием «Будущий Парень» есть такие строки: