Владимир Васильев - Батальоны вступают в бой

Командовал нами вышедший из окружения подполковник. Он, видимо, тоже понял, что мы напали на след диверсантов, и передал команду:

— Флангам ускорить движение вперед.

А с каждым шагом топь становилась все опаснее. В темноте не всегда нащупаешь кочку. Кто-то завяз и попросил помощи. Послышались возня, шлепанье.

И вдруг из тьмы стрекотнул вражеский автомат. Справа от меня кто-то застонал. Вспыхнули осветительные ракеты.

Курдюков, не поднимая головы, сказал:

— Политрук ранен.

Калинкии перевязал Мельникова. Рана оказалась смертельной. Пуля задела череп.

Да, мой земляк вышел из окружения без единой царапинки, а тут, на родной земле, налетел… Не читать ему больше «Тихого Дона». И не осуществится мечта — еще разок повидаться с Шолоховым.

Михаил Круглов, имевший опыт санитара, остался возле умирающего политрука, а мы двинулись дальше. Я попал в трясину. Вытащил меня из нее Павел Круглов. Мы остановились.

Когда вспыхнула очередная ракета, Курдюков на винтовке приподнял над осокой шапку. В ту же секунду над нами просвистели пули. Мы притихли, прислушиваясь.

Вдруг совсем рядом раздался чей-то голос:

— Эй, браток, ты чего это задом наперед идешь?

В ответ раздалась очередь… Началась перестрелка. Мы поспешили на помощь. Тот же с хрипотцой баритон злобно выругался:

— Ах, гад, переоделся!..

Мы не дали парашютистам собраться вместе. Они пытались прорваться каждый в отдельности. Все были в красноармейской форме и с нашими автоматами. Но русского языка не знали. И на этом, как выразился Курдюков, засыпались…

Всю ночь и утро мы вылавливали двуногих жаб. Гитлеровцы отстреливались. Только один из них, проживший десять лет в Чехословакии, сдался в плен. Он показал, что их задача была подорвать наш аэродром, нападать на тыловые части, сеять панику.

Из пятидесяти десантников бесследно пропало только четверо. Они либо утонули в топи, либо в темноте улизнули.

Особисты занялись розыском переодетых диверсантов. А мы помылись в бане, переоделись и похоронили десять погибших наших товарищей.

Большой блиндаж. В первом отсеке, который совсем не походил на приемную, мы, группа офицеров, ждем беседы с командующим фронтом. Рядом со мной сидит остроглазый, белозубый полковник. Он доказывает своему соседу, подполковнику с заметным брюшком, что в битве с фашистами наступил великий перелом:

— Теперь группировке немцев не вырваться из кольца. Они ждут помощи и верят, что их выручат. Самоуверенность! Недооценка наших сил…

Артиллерийский гул усилился. Спорившие на минуту притихли, прислушались. Потом снова возобновили диалог. Подполковник пухлыми руками изобразил круг:

— Я не преуменьшаю значения окружения немцев на Волге. Я лишь о том толкую, что рано еще говорить о переломе. Сейчас Гитлер, спасая свой престиж, бросит все свои резервы на выручку Паулюса. Окружить мало. Надо уничтожить. А тут еще бабушка надвое гадала. Ведь под Старой Руссой-то они вылезли из петли.

— Было, было. Но не забывай, что мы стали сильнее…

Их беседу прервал адъютант генерала. Приоткрыв скрипучую дверь, он пригласил:

— Полковник Сошальский!..

Остроглазый, белозубый сосед в поношенном костюме быстро встал и уверенной походкой направился в кабинет командующего.

После Сошальского туда вошел я.

Генерал окинул меня уставшим взглядом и спросил, за что я получил медаль и орден. Выслушав, хотел было что-то сказать, но в это время внимание его привлекла приписка, сделанная возле моей фамилии. Прочитав ее, он поинтересовался:

— Сколько времени командовали полком?

Я доложил. Генерал задумался.

— Да… Маловато.

Он что-то прикинул и толстым красным карандашом внес в список изменение.

— Вот так надежнее… Временно будете замещать командира девятьсот девяносто первого стрелкового полка.

В машине, которую мне указали, уже сидел полковник Сошальский. Его назначили заместителем командира 258-й стрелковой дивизии.

Алексей Андреевич оказался простым, откровенным человеком, не лишенным чувства юмора. О себе он рассказывал с улыбкой:

— Пословица гласит: язык до Киева доведет. А меня «язык» довел до Сталинграда. Вернее, отсутствие «языка». Представьте, мои разведчики не смогли схватить живьем ни одного немца. Это было под Старой Руссой. И вот меня, начальника разведки армии, к ответу: «Где язык?» Пришлось расписаться в своей беспомощности и северо-запад променять на юг…

Он засмеялся и рукой обозначил животик: