Владимир Васильев - Батальоны вступают в бой

С гимнастеркой в руке я подхожу к нему. Но меня опередил Курдюков:

— Палтус, ты что… мамалыгой объелся?

Иванова еще во время конфликта с финнами бойцы прозвали Палтусом. Однажды возле костра он, малоразговорчивый, произнес пятиминутную речь и так расхвалил мурманскую чудо-рыбу, которая жарится в собственном жиру, почти не имеет костей и сама тает во рту, что все слушатели облизнулись. А главное, диковинное название рыбы в какой-то мере совпало со странным характером Иванова. Так и приклеилось к нему это прозвище.

Иванов воспринимал его без протеста, видимо, название любимой рыбы воскрешало в его памяти суровые северные пейзажи, дом, кубрик, где по вечерам рыбаки и охотники рассказывали редкие случаи из своей богатой приключениями жизни.

А вот выражение «мамалыгой объелся» ему не понравилось. Иванов хмуро повел бровями и буркнул:

— Я не обжора!

На мой вопрос, почему не купаешься, последовал ответ:

— Не могу, товарищ комбат.

— Что так?!

— Да так… Сам себя наказал.

— За что же?

— Есть за что, — уклончиво ответил он и запыхтел цигаркой.

Иванов сразу оказался под обстрелом многих любопытных глаз. Михаил Круглов, к которому вернулся слух, сказал, что пулеметчик, видимо, прошлый раз, пока купался, проворонил свое белье. Другой боец высказал предположение насчет телесной крапивницы. А Шугаев посоветовал ему:

— Освежись, на баню не рассчитывай…

Командир имеет право приказать бойцу искупаться.

Но я оставил Николая Ивановича в покое. И не только потому, что ценил его как снайпера-пулеметчика. Мне припомнился случай, который произошел с ним во время советско-финской кампании. В ту суровую зиму он вдруг лишил себя самого необходимого отдыха между боями — сна. Я вмешался:

— Почему не спишь?

— Не спится, товарищ капитан.

Пытаюсь узнать причину:

— Худые вести из дому?

— Да нет, дома все в порядке.

Две ночи он добровольно топил печурку, а на третью исчез. Я, конечно, забил тревогу, думал, может быть, утащили его финны, как у соседей часового. Но оказалось, что Иванов сам выследил «кукушку», которая порядком беспокоила нас. Он сказал:

— Пять дней назад этот гад чуть не загнал меня в землю.

И вот Николай Иванович приволок раненого вражеского стрелка. Пришлось и похвалить его и наказать.

Теперь Иванов, видимо, в чем-то маху дал и, пока не исправит свою ошибку — не искупается. А соблазн для него был велик. Отходя, мы пересекли пять притоков Днестра и подошли к берегам Южного Буга. Правда, нам было не до купанья. Ежедневные бои изнуряли нас до того, что мы мечтали лишь о том, куда бы голову приткнуть на часок.

За Иванова я был спокоен. Свою надежность в бою он доказал еще во время прорыва линии Маннергейма. Да и все «старики» воевали достойно. Хуже дело обстояло с новым пополнением.

Новобранцев довелось обучать военному делу, когда Красная Армия отступала, когда начались перебои в снабжении, когда день ото дня все больше нарушалось взаимодействие, когда наша дивизия получала приказы не из штаба 17-го корпуса, который где-то заблудился, а из 18-й армии, а то и прямо от фронта.

Воспитание молодых бойцов — дело многих. Мне помогали Сосин, Шугаев, красноармейцы — ветераны части, такие, как Андрей Курдюков и особенно Николай Иванов.

Иванов попросил перевести его в самый слабый взвод вновь сформированной роты. Его второй номер погиб в недавнем бою, и Иванов вскоре подготовил себе помощника из новичков.

Затем он подобрал на поле боя исковерканный пулемет, починил его в автолетучке бронероты и обучил искусству пулеметчика еще двоих ребят из своего отделения. Сам Николай владел оружием в совершенстве.

Как-то он подобрал в кустах брошенный миномет вместе с ящиками мин и, конечно, вооружил им свое отделение. Маленькая боевая единица в составе всего восьми человек во главе с бывалым воином превратилась в грозную силу.

Этому примеру последовали и другие отделения роты. Николай Иванович всем внушал, что солдат, бросивший оружие, — предатель:

— Потому как он уже смирился с поражением, да еще снабжает врага оружием, помогает ему. Нет, мы с этими винтовками, пулеметами, минометами еще погоним врага назад.

Я заметил, что тот воин, который сумел себя перевоспитать, умеет и других повести за собой. Видел я и то, что Иванов по-прежнему не купается. Ясно было, что он пока не достиг поставленной перед собой цели.

Однажды, это было в районе Первомайска, командир роты разрешил Иванову обратиться ко мне с одним «наболевшим вопросом». И я сразу смекнул, что речь пойдет о том, что заставило знатного пулеметчика самого себя наказать.