Ольга Черненькова - Воин и дева. Мир Николая Гумилева и Анны Ахматовой

А Гумилев, скорее всего, даже не догадывался о том, как она живет. Он упрекал Анну в замкнутости, в нежелании что-либо делать, в отчуждении. Однажды даже сказал:

– Твой туберкулез – от безделья.

Если бы он знал!

В январе 1920 года Анна пошла в Дом искусств, чтобы получить деньги для Владимира Казимировича. Ей нужен был Гумилев, а он оказался на заседании. Анна села на диван в первой комнате. Здесь же был Б. Эйхенбаум. Через несколько минут Николай Степанович вышел. Ахматова обратилась к нему и назвала на «вы». Это поразило Гумилева: никогда они не были на «вы», разве что в отрочестве.

– Отойдем, – предложил Николай Степанович.

Они отошли, и Гумилев заговорил:

– Почему ты так враждебно ко мне относишься? Зачем назвала на «вы», да еще при Эйхенбауме! Может быть, тебе что-нибудь плохое передавали обо мне? Даю тебе слово, что на лекциях я если говорю о тебе, то только хорошо.

Анна была очень тронута тогда. Она чувствовала свою вину: да, была несправедлива иногда в разговорах с ним, не была в «примирительном» настроении, огрызалась на него и т. д. Гумилев был взволнован и встревожен, не понимая ее враждебности. Сам он по-прежнему относился к ней как к близкому, родному человеку, другу.

Конечно, они оба отказались от того, что их объединяло, ушли от назначенного пути. Однако Гумилев, как вполне удовлетворенный, самодостаточный мужчина, был щедр в отношениях, добр и благороден, да и по характеру был таков. Анна же страдала от ошибки как оставленная женщина, несчастная в новом браке. Признать же, что сама сделала выбор, а стало быть, сама виновата в том, как все сложилось, было непросто. Вот она и вымещала зло на Гумилеве. И тосковала по нему.

В апреле бывшие супруги снова встретились на нейтральной территории. Гумилев отвел Анну Андреевну к С. Бернштейну в лабораторию Института живого слова, чтобы там записали ее стихи в авторском чтении. Запись осуществлялась на фонограф. Сам Гумилев еще в феврале записал несколько своих стихов. Теперь он привлек и Анну, как всегда заботясь о ней. Что характерно, он представил ее С. Бернштейну как свою жену. Будто ничего не изменилось! И она, видимо, не протестовала, не стала разоблачать подлог.

Весной 1920 года у Ахматовой материально совсем худо. Шилейко получал во «Всемирной литературе» жалованье, которого хватало ровным счетом на полдня. И тут явилась Надежда Павлович с мешком риса от Ларисы Рейснер, приехавшей из Баку. Ахматова раздала весь рис страдающим от дизентерии соседям и знакомым.

Однажды Анна Андреевна пошла с кастрюлькой к знакомому, у которого можно было сварить суп. Он жил в Училище правоведения. Ахматова сварила суп, завязала кастрюльку салфеткой и вернулась домой. А дома ее поджидала сама Лариса Рейснер. Пышная, откормленная, в шикарной шляпе. Лариса пришла поведать Ахматовой правду о Гумилеве и была поражена увиденным: и этой кастрюлькой, и видом самой Анны Андреевны, и видом Шилейко, который был в скверном состоянии. Рейснер ушла, а ночью в половине двенадцатого пришла снова с корзиной продуктов.

Между тем в судьбу Ахматовой вмешивается снова Артур Лурье, который теперь занимал пост заведующего музыкальным отделом Наркомпроса. Он решил вырвать Анну из лап Шилейко: прислал за больным карету скорой помощи, и того увезли в больницу. С ишиасом держали месяц. За это время операция по спасению Ахматовой была завершена. Лурье предложил Ахматовой перебраться на квартиру к ним с Ольгой Глебовой-Судейкиной. Анна переехала. Следующим пунктом плана в обретении самостоятельности был поиск работы. Ахматова поступает на должность делопроизводителя факультетской библиотеки в Петроградский агрономический институт и получает казенную квартиру на Сергиевской улице. Ей выдали трудовую книжку, теперь Ахматова имела право на паек и жалованье, на дрова.

Когда Шилейко выписали из больницы, он плакался:

– Неужели бросишь? Я бедный, больной…

Анна ответила:

– Нет, милый Володя, ни за что не брошу: переезжай ко мне.

Ему это очень не понравилось, однако переехал. И теперь совсем другое дело: дрова, комната – все ее, она здесь хозяйка, она независима. И снова пошли стихи: она вернулась к себе, к творчеству. Стала появляться на вечерах, выступать. А тут развернулась история с созданием Петроградского отделения Союза поэтов.

Этот Союз был учрежден в Москве еще в ноябре 1918 года. Председатель Союза, а в июне 1920 года это был В. Брюсов, поддерживался самим Наркомпросом и имел широкие полномочия, доступ к печати. Из Москвы в Петроград отправили в качестве представителя Союза Надежду Павлович. Она сразу обратилась за поддержкой к А. Блоку, тот говорил с Гумилевым. Все понимали, что поэтам нужна материальная помощь, книжная лавка, пайки. Вопрос обсуждался во «Всемирной литературе». Летом 1920 года было организовано Петроградское отделение Всероссийского союза поэтов, и Гумилев сыграл в его истории не последнюю роль.