Михаил Жаров - Жизнь, театр, кино

- Александр Яковлевич, - всплеснула она руками, - что вы со мной делаете! Я боюсь высоты и не скажу ни слова, даже если каким-то чудом вы и поднимете меня на эту башню!

- Я все знаю, дорогая вы моя... - ласково сказал Таиров, взял ее под руку и повел.

Что он ей шептал, мы не слыхали, но наверх она вошла с ним бодро. Мне же он сказал:

- Когда взбежите на мансарду в поисках юнкера, не очень "жмите" на Фаину. Она боится высоты и еле там стоит.

Началась репетиция, я взбегаю наверх - большой, одноглазый, в шинели, накинутой, как плащ, на одно плечо, вооруженный с ног до головы и наступаю на Зинку, которая, пряча мальчишку, должна набродиться на меня, как кошка.

- Смотри, мать! Дожили, вся семья в сборе! И внучек Женя и дочки Лида, Шура и Нина... И Миша. ...Мать, разреши?.. - и взволнованный отец закурил

Я тоже волнуюсь и потому делаю все немного излишне темпераментно. Когда взбегал по лестнице, декорация пошатывалась и поскрипывала. Но вот я наверху. Открываю дверь. Раневская, действительно, как кошка, набрасывается на меня, хватает за руку и перепугано говорит:

- Ми-ми-шенька! По-о-жалуйста, не уходите, пока я не отговорю весь текст! А-а потом мы вместе спустимся! А то мне одной с-страшно! Ла-адно?

Это было сказано так трогательно и... так смешно, что все весело захохотали. Она замолчала, посмотрела вниз на Таирова, как-то смешно покрутила головой и смущенно сказала:

- По-о-жалуйста, не смейтесь! Конечно, глупо просить... но не беспокойтесь, я сделаю все одна.

Таиров помахал ей рукой и сказал:

- И сделаете прекрасно, я в этом не сомневаюсь.

Играла эту роль Раневская великолепно...

Однажды после спектакля "Патетическая соната" я встретил Таирова на Тверском бульваре, где он любил "делать сразу два дела: гулять и мечтать". Мы пошли вместе, и он вызвал меня на откровенный разговор:

- Давайте попытаемся понять, почему "Патетическая соната" нравится нам и почему имеет такую резко отрицательную прессу. Как вы думаете?

- Алексей Дикий мне недавно сказал: "Если нужно, я могу поставить спектакль по телефонному справочнику, мне нужен повод, а не пьеса". Как вы думаете, прав он?

Александр Яковлевич остановился, посмотрел на меня, и мы снова молча пошли по свежему снегу, который сыпал, красиво кружась в свете фонарей.

- Да, вы, пожалуй, правы! "Патетическую" ставить не надо было. Вот один критик меня упрекает в том, что в спектакле прежде всего не хватает реалистической разработки образов. Какая чушь! Если бы эту пьесу поставили в его любимом театре, а я знаю, что он любит, - получился бы просто контрреволюционный спектакль. Пьеса неверная, но поставили и разыграли ее мы правильно, хотя это нас и не спасло! Не ругать нас надо, а помогать... пьесами. Хотя, наверное, виноваты и мы, да и вы, милый друг. Вы уж наш, тащите, привлекайте ваших сценаристов.

Мы опять остановились. Он поднял голову и стал смотреть на фонарь, вокруг которого, как в хороводе, кружились снежинки.

- Конечно, выход есть, его нам предлагают некоторые так называемые наши друзья: отказаться от себя и играть в натуралистических тонах. Но тогда мы будем тысяча первым зауряд-театром. Нет! Мы хотим идти своим путем и пойдем, но... вот это маленькое "но" нам и мешает - нам нужна своя драматургия... Вот так! И если вы согласны со мной, то по домам! Уже морозит! - сказал он весело.

Мы простились, снег пошел густо и большими хлопьями. Все вокруг блестело, бульвар был весь, как в пене. Я зашел у Никитских ворот в знакомую дверь и залпом выпил большую кружку теплого пива.

Таиров все видел и понимал, но ему нужно было время, чтобы поразмыслить, пофилософствовать, а затем, осознав и пропустив через себя новые задачи, решить их по-своему. Просто следовать по пути, проложенному, скажем, Любимовым-Ланским, он не хотел. Он считал, что Театр имени МГСПС современен лишь потому, что ставит новую советскую драматургию, а приемы постановки целиком заимствованы им у театра Корша или Незлобина, от которых он недалеко ушел в сценическом искусстве.

Вскоре Таиров поставил еще одну пьесу советского автора. Это была пьеса Л. Первомайского "Неизвестные солдаты". И вновь вокруг Камерного театра разгорелись страсти и споры. Таиров снова допустил ошибку - он взял пьесу, которая, по единодушному мнению, не удовлетворяет элементарным требованиям сцены.