Павел Клушанцев - В стороне от больших дорог

Выпущена моя марка не была. Видимо, премию дали за идейность.

Если уж зашел разговор о моем «творчестве», то скажу еще, что я тогда много занимался радио. Не столько для заработка, сколько для себя. Я строил ламповые приемники. Один такой долго потом стоял на моем столе. Слушали его наушниками, вернее, одним наушником, укрепленным на голове с помощью противовеса из мешочка с песком. Не изящно, но звук был приличным.

Несмотря на то, что столько времени и сил уходило на добывание средств для существования, зачеты я сдавал на хорошие отметки. Мне почти все предметы давались легко. Вот только органическую химию и высшую математику я не любил. Особенно хорошо, с увлечением, я учился у Рынина, преподававшего у нас начертательную геометрию и перспективу. Обычно художники рисуют эскизы декораций и перспективные пейзажи только интуитивно. Рынин же научил нас строить перспективу, исходя из полученных данных, в виде плана объекта, фокусного расстояния объектива и положения точки съемки. Он развил у нас пространственное воображение, так необходимое операторам. И как мне потом пригодилось уменье рассчитывать декорации, макеты, их отражение в воде, тени, падающие от них, строить чертежи кадров, полученных той или иной оптикой с данной натуры! Я шел у Рынина только на одни пятерки.

Из преподавателей стоит упомянуть также Берингера. Изумительный человек, образец культуры, настоящий интеллигент. Он преподавал нам историю искусства, учил композиции кадра, освещению человека при съемке портрета, учил рисовать, понимать красоту пейзажа. Он делал все, чтобы мы были не «сухими» технарями, а работниками искусства.

Запомнился и Муравейский, научивший нас обращению с аппаратурой.

А Вишневский?! Он всю свою жизнь посвятил фото- и киноаппаратуре, знал ее идеально, любил беззаветно и активно передавал нам и знание, и любовь к этой технике. Вишневский явно был в техникуме одним из его учредителей и играл там далеко не последнюю роль.

Он жил на Невском проспекте напротив улицы Марата. Всю его огромную комнату, метров 60, почти целиком заполняли экспонаты колоссальной коллекции фото- и киноаппаратуры. За всю историю их создания. Они стояли на стеллажах вдоль стен и по всей комнате. Коллекция, безусловно, всемирного значения. Где теперь это богатство?!

Каждый год нас, студентов, отправляли на месяц-два на практику на киностудию «Совкино», теперь «Ленфильм».

Первый раз мы работали там в фотолаборатории. Это было неинтересно. Зато на следующий год нас направили в осветительный цех и мы работали там осветителями на съемках в павильонах студии. Осветительных приборов с лампами накаливания тогда еще не было. Применялись только приборы с вольтовой дугой. Пленка была малочувствительной и требовала более яркого освещения. А вольтова дуга намного ярче ламп накаливания. Осветительные приборы были страшно громоздкими и сложными в подготовке и обслуживании.

Перед съемкой надо в каждый прибор заправить угли, угли сгорали быстро и надо было вовремя их менять. При команде «Полный свет!» быстро обойти все свои приборы и зажечь их. А потом внимательно следить за всеми, чтобы горели ярко, но, не дай Бог, не потухли. Чем шире разводишь угли, тем ярче дуга, но, если переборщить, то дуга может погаснуть.

У каждого осветителя несколько приборов. На каждом несколько ручек для управления углями и для фокусировки. Ведь у прибора позади точки горения углей есть фацетное вогнутое зеркало. Ближе оно к дуге — свет шире, дальше — луч света сужается. Работа была очень ответственная и трудоемкая. Мы очень уставали и очень нервничали.

Но зато мы «варились» в котле настоящей кинематографии. Это было великолепно!

Из всех деятелей тогдашней кинематографии, у которых мне пришлось «освещать», мне особенно врезался в память Сергей Васильев. Этот человек на съемке «ослепительно светился». Когда он работал, ни на кого другого смотреть было невозможно. Он сиял удивительной улыбкой. Все время объяснял, поправлял, показывал, давал команды. Все время был в движении, ни на секунду не умолкал, кроме, конечно, момента самой съемки. Все видел, всем распоряжался. Равнодушных при нем на съемочной площадке не было. Все жили единой мыслью как лучше сделать свое дело. Все были оркестром, а он великолепным, обожаемым дирижером.

Из операторов того времени особенно запомнился Москвин. Это был самый знаменитый оператор студии. Молчаливый, всегда невозмутимо спокойный. Неторопливо ставил каждый осветительный прибор сразу на свое место и направлял его луч. Ставил аппарат сразу на нужную точку и тихо говорил режиссеру: «Я готов». Снимал уверенно, без колебаний, без брака. Про Москвина ходило много рассказов. Приведу один, достоверность которого безусловна.