Париж - вот где делала в то время первые пугающие шаги история XX века. Именно там еще в 1889 году, вызывая ненависть и отвращение Мопассана, парижское небо расчертила «марсианская» конструкция Эйфелевой башни. Именно там построенный вокзал Сен-Лазар вдохновил молодого Клода Моне на серию картин, прославляющих мощь и красоту новой техники и могущество новых быстроходных машин. Полуслепой Писсарро еще по-старинке писал свои влюбленные виды ночного Парижа, а по городу уже распространялись изящные «бабочки» новых станций метро, сделанные по проекту Эктора Гимара.
Двадцатый век незаметно заполнял собой улицы и площади старого города, внедряя электротрамваи вместо отживающих конок, загрязняя воздух выхлопными газами тарахтящих автобусов и заливая ночные бульвары нереальным светом слепящего электричества.
Техника повсюду вытесняла живое, скорости укорачивали огромные расстояния, и уже тогда где-то на секретных военных заводах изготавливалось оружие массового поражения: все эти мины, газы, танки, пулеметы, аэропланы, гранаты и ужасающей силы пушки, которые через несколько лет будут пущены в ход против миллионов невинных людей и чья чудовищная жестокость навсегда перевернет сознание человека.
Мир менялся, словно исподволь готовя себя к чему-то иному, и никто не чувствовал этих перемен так остро, как новое поколение художников. Их эстетика революционизировалась на глазах, сбрасывая с себя, словно хлам, все ненужное, лишнее и являя миру чудеса лаконизма, нахальства и невиданного взрыва эмоций. Локомотив искусства мчался вперед с чудовищной скоростью. В Париже одна за другой проходят большие ретроспективные выставки недавних мучеников от искусства: Сезанна, Ван Гога, Гогена. В 1905 году на Осеннем салоне произвели свой первый выстрел фовисты. Их дикарски яркие, попирающие все законы искусства картины возвестили миру о начале новой эры в искусстве. Эхо этой вести пронеслось по всей еще полусонной Европе, доходя и до неподъемной, громадной России и вербуя везде себе волонтеров. Каждый, в ком горело сердце революционера- художника, встрепенулся, вслушался и заторопился в Париж.
Страдающая обнаженная. 1908
Частное собрание
Женская голова. 1910
Частное собрание
Кариатида. 1912-1913. Известняк
Национальная галерея Австралии, Канберра
Это был великий исход молодых, спешивших, бежавших и летевших на крыльях в Париж, чтобы делать здесь большую Историю. Испанцы Хуан Грис и Пикассо, румын Бранкузи, целая толпа выходцев из России: Александр Архипенко, Осип Цадкин, Жак Липшиц, Марк Шагал, Хаим Сутин, Михаил Кикоин, Пинхус Кремень, Хана Орлова, Маревна, Мария Васильева, чех Франтишек Купка, мексиканец Диего Ривера, японец Фужита, голландец Кес ван Донген - нашли здесь вторую родину и влили свежую интернациональную кровь в тот котел, в котором закипала чрезвычайно острая похлебка искусства XX века.
Модильяни появился в Париже в начале 1906 года молодым, еще и робким провинциалом. За его плечами оставалось чуть более двадцати лет ничем не примечательной жизни в безвестности итальянского захолустья, впереди его ожидала беспутная, страстная, горькая, сумасшедшая жизнь парижского изгоя и монпарнасского пьяницы, легендарного дебошира и гениального неудачника - четырнадцать коротеньких, «обожженных искусством» лет, за которые он успел сделать все, что известно теперь всему миру как живопись Модильяни.
Те, кто видели его в те первые дни, вспоминали его как красивого, скромного и хорошо одетого юношу с приятными манерами и выросшего явно в интеллигентной семье. Он снял себе тихую мастерскую на Монмартре, на улице Коленкур, почти сразу же записался в Академию Коларосси и жил тихой жизнью молодого студента, желающего делать карьеру в Париже.
Как и перед каждым начинающим безденежным иностранцем, приезжающим в Париж делать здесь имя, перед ним стояли одинаково трудные задачи. Главная - это просто выжить, физически удержаться в Париже: не сойти с круга, не умереть с голоду и не очутиться на улице.
Кого-то спонсировали знакомые коммерсанты, как, например, Пикассо или Марка Шагала, платившие им по 150 и по 100 франков соответственно ежемесячно. Кто-то, как Пикассо, умел наладить связи с нужными маршанами и коллекционерами: в двадцать лет Пикассо уже сумел организовать свою первую персональную выставку у чрезвычайно авторитетного парижского маршана Воллара, закупавшего живопись еще у Сезанна и Ренуара, а в двадцать пять лет к нему в Бато-Лавуар специально приезжали брат и сестра Гертруда и Лео Стайны, американские коллекционеры авангарда в Париже, и закупали картины на довольно приличные суммы.
Читать дальше