Европейская культура также прочно входила в быт и сознание токийца, чему способствовали усиливавшиеся торговые и культурные связи Японии с Западом. В частности, уже в те годы английский язык заметно соперничал с японской) иероглифической письменностью: на английском языке шла вся официальная переписка с дипкорпусом, говорили знать и люди делового мира, издавались газеты, книги. В Токио имелись чисто японские кварталы, такие, как Асакуса, Мэгуро, где жизнь текла на старинный японский лад, а внешний облик напоминал старую феодальную Японию. Большой популярностью пользовались национальные театры ноо и кабуки. Многие японцы носили традиционную национальную одежду, регулярно справляли национальные праздники, в том числе Новый год, праздники девочек (3 марта) и мальчиков (5 мая), «День основания империи» («Кигэнсэцу»), «День памяти предков» («Обон»). Однако традиционное японское не было тем изжившим себя архаическим прошлым, отгороженным какой-то «китайской стеной» от всего нового, от которого старались бы избавиться.
К началу второй мировой войны Токио уже был вполне сложившимся единым административно-политическим и экономическим центром страны, средоточием военно-бюрократических учреждений, мозговым центром милитаристской Японии: В Токио находились императорский двор со всеми его атрибутами, правительство и парламент, главные конторы крупнейших банков и концернов («Мицуи», «Мицубиси», «Ясуда» и др.), военные штабы, руководящие органы политических партий, газетные тресты «Асахи», «Майнити», знаменитые буддийские и синтоистские храмы, университеты. Словом, там имелось все, что присуще столицам современного капиталистического государства.
Каждый прибывший в Японию иностранец без труда убеждался в том, что Токио – это большая кухня, готовились планы японской внешней политики, разрабатывалась стратегий разбойничьих захватов, куда стекались колоссальные прибыли от финансовых операций за пределами метрополии. Главной пружиной всей государственной машины был монополистический капитал, приводивший в движение разветвленный правительственный аппарат, банковские, промышленные и транспортные корпорации, акционерные и частные компании, налоговые и страховые конторы. Эта машина опиралась на могущественный аппарат насилия – армию, жандармерию, полицию, прокуратуру, суды, тюрьмы, а также на реакционную идеологию, религию, пропаганду.
Армия дипломатических, торговых и газетных представителей находилась в японских колониях и во всех странах мира. Всем им из Токио шли приказы и инструкции, а в Токио от них стекались потоки информации.
С началом второй мировой войны официальный Токио особенно зорко следил за положением в мире и сам лихорадочно готовился к роковым событиям.
В воздухе японской столицы все больше пахло военной грозой.
Хочется сказать несколько слов о ритме деловой и политической жизни Токио. Еще в начале века В. И. Ленин относил Японию к числу молодых, быстро развивающихся империалистических хищников. Развитие японской промышленности в довоенное время шло под знаком безудержной милитаризации страны, спешного создания материальной базы агрессии. Особенно быстро развивался центральный экономический район – Канто, производивший в 40-е годы около одной трети всей промышленной продукции Японии.
В годы пребывания в Японии мне не раз довелось посещать некоторые токийские предприятия, бывать в иокогамском и токийском портах. Токио был сердцем военного производства Японии. Знаменитый Токийский военный арсенал, авиазаводы в Татикава считались индустриальной гордостью столицы. Воображение всякого иностранца поражало то, что Япония за столь короткое время успела создать мощные предприятия, обеспечить широкий размах деятельности морских портов, развитие сухопутного транспорта. Огромное впечатление на меня произвел промышленный район Кэйхин.
Кэйхин образовался в результате слияния предприятий Токио и Иокогамы, связанных уже в ту пору между собой десятками железнодорожных путей. От Токио до Иокогамы в те годы поезд шел более часа, и все это время перед глазами пассажиров стоял сплошной лес заводских труб, окутанных тучами дыма. В районе Кэйхин производилось все необходимое для войны: от гигантского линкора на верфях Кавасаки до винтовочной пули на заводах Накадзима. Там работали около полутора миллионов японских рабочих, в том числе женщин и детей, создававших военный потенциал страны и огромный прибыли монополиям. Часто можно было видеть, как эти труженики после 12-14-часового рабочего дня отправлялись в набитых до отказа поездах к своим жалким лачугам, чтобы отдохнуть немного, а завтра снова приняться за бесчеловечный труд. И так из месяца в месяц, из года в год. Даже довоенная японская статистика, склонная приукрашивать действительность, свидетельствовала о том, что средняя продолжительность жизни японского рабочего колебалась в пределах 40 лет. Две трети промышленных рабочих страдали от туберкулеза. Господствующие классы Японии несказанно обогащались в условиях военной конъюнктуры за счет беспощадной эксплуатации трудящихся, расплачивавшихся за это своей жизнью.
Читать дальше