Маргарита Неручева - Сорок лет одиночества (записки военной переводчицы)

По случаю отъезда генерала Рома англичане устроили на олимпийском стадионе Берлина торжественный прощальный парад подразделений союзных войск (советская сторона в нем не участвовала). День выдался холодным. Англичане проявили трогательную заботу о гостях, снабдив их теплыми пледами. По-театральному выглядели на параде шотландцы, хотя на этот раз они были не в своих традиционных юбочках, а в клетчатых брюках. Мой муж воспользовался случаем и сделал несколько цветных снимков.

В феврале 1959 года – французский месяц – Шпандау посетил генерал Лаком, комендант французского сектора Западного Берлина. В Берлине он недавно. Здороваясь с директорами и переводчиками в зале заседаний, он со свойственной французам галантностью каждому говорил что-нибудь приятное. Я встречала генерала раньше на приеме в Доме Франции и на коктейле в частном доме бывшего французского коменданта Берлина генерала Жеза. Подойдя ко мне, генерал Лаком приветливо улыбнулся и дал понять окружающим, что мы знакомы. После осмотра служебных помещений, генерал в сопровождении многочисленной свиты направился в камерный блок, где подолгу беседовал с каждым из трех заключенных. Запомнилось, что, входя в камеру, он первым здоровался, прикладывая руку к фуражке.

В камере Шпеера генерал задержался. Оживленно беседуя с заключенным, генерал поинтересовался его здоровьем, спросил, часто ли у него бывают свидания с родственниками. Шпеер в ответ улыбался и отвечал генералу по-французски. Генерал поддержал разговор, забыв, что по Уставу Шпандау заключенный должен говорить только по-немецки и только через переводчика. А французский директор тюрьмы не решился напомнить об этом генералу. На обратном пути из камерного блока генерал в разговоре со мной рассказал, что в 1932 году он был в Германии туристом и помнит Гесса, выступавшего на митинге. “Тогда Гесс был молод и красив, и как жалок он сейчас в тюрьме”, – покачал головой генерал.

Закончив осмотр караульного помещения, генерал и сопровождающие его офицеры прибыли на обед в офицерскую столовую. В ответ на тост за его здоровье, предложенный французским директором, генерал предложил тост за хорошие взаимоотношения и сотрудничество между директорами. После обеда в баре за коньяком зашел разговор о том, что французы вопреки Уставу тюрьмы и здравому смыслу дают заключенным высококалорийную пищу. Причем перещеголяли в этом отношении даже американцев, которые в свой месяц кормили заключенных зимой свежими помидорами и салатами. Французский генерал с улыбкой сказал, что, по всей вероятности, русские более строгие люди, чем французы. И добавил, имея в виду заключенных: “А вообще я удивлен, почему их всех в свое время не повесили. Во время Второй мировой войны я был пять месяцев в японском плену в Индокитае. При моем росте я весил каких-то 56 килограммов. Нас так отвратительно кормили, что если бы я пробыл там дольше, я наверняка бы умер”.

Кстати, согласно Уставу тюрьмы, предусматривался тюремный паек, соответствующий по калорийности немецкому тюремному пайку. Дополнительное питание разрешалось только по предписанию офицера-врача, если этого требовало физическое состояние заключенного.

Должна признаться, что после подсказанной мне идеи вести дневник я все же делала большие перерывы в ведении записей. Но после инспекции Шпандау американским и французским генералами, я решила восстановить на бумаге события, которые произошли несколько раньше.

Начну с бала, который ежегодно устраивают американские военно-воздушные силы в Европе. Нас с мужем пригласили через Берлинский Центр воздушной безопасности. Посещение бала стало для нас событием. Ведь надо учесть, что это были годы пика “холодной войны” между бывшими союзниками. В Германии это особенно остро ощущалось. По мнению западных политических деятелей, наша страна направляла усилия на “выталкивание” их из Западного Берлина. Поэтому наши контакты с западными коллегами неизбежно свелись к минимуму. В Западном Берлине остались буквально единицы советских людей, хотя еще не было берлинской стены. Встречи во внеслужебное время не поощрялись.

Появление на таком балу двух молодых советских пар – офицеров в парадной форме при кортиках с нарядными женами – не прошло незамеченным и было, как это ни странно, благожелательно встречено как организаторами вечера, так и многочисленной прессой. Ежегодный бал – это событие, и “западники” к нему обычно готовятся задолго до проведения. А мы, как всегда, получили “добро” сверху за три дня, а что это значит, женщины меня поймут… Каких хлопот мне стоило одно только платье! Мне так хотелось быть красивой и нарядной, ведь я почти все время ходила в военной форме. Я купила очень дорогое бальное платье – серебристое, с открытыми плечами. Его дополняли темно-фиолетовые до локтя перчатки и фиолетовые замшевые туфельки на высоченной шпильке. Красивая с серебристой прядью прическа и макияж дополняли мой наряд. Я надела длинные серьги и жемчужное ожерелье, которое мне привез в подарок из Японии еще мой отец. Мои приготовления были потрачены не напрасно. На следующий день средства массовой информации, в том числе американские, писали о нарядах жен советских представителей.