Евгений Немировский: Иоганн Гутенберг

Двадцатилетний романтик Виктор Гюго считал изобретение книгопечатания величайшим историческим событием. «В нем зародыш всех революций!» — восклицал он. И пояснял: «В виде печатного слова мысль стала долговечной как никогда: она крылата, неуловима, неистребима… Этот способ выражения мысли является не только самым падежным, но и более простым, наиболее удобным, наиболее доступным для всех…» [1] Гюго В. Собр. соч.: В 15 т. М., 1953. Т. 2. С. 187–188.

С того времени, как был написан этот восторженный панегирик книгопечатанию, прошло полтораста лет. Ныне мы более трезво оцениваем возможности типографского станка. Мы видим в книгопечатании, а точнее, в печатной книге, лишь одну из форм регистрации и распространения информации. Форму далеко не единственную и оптимальную лишь в определенный период развития человеческого общества.

Новейшие изобретения постепенно ограничивают поле деятельности книгопечатания. Электронная память современных счетно-вычислительных машин хранит информацию, для воспроизведения которой понадобилось бы выпустить десятки тысяч книг. Радио и телевидение приносят новости в дом каждого из нас с такой скоростью, которая не по силам печатному станку. Превратившись в ультраскоростные ротации, он все же не может сделать регистрацию, доставку и воспроизведение информации единовременными самому факту ее возникновения.

Правда, печатное слово еще и сегодня служит основным источником распространения идей, революционизирующих общественную жизнь во всех ее формах и проявлениях. Однако истоки революционных потрясений, периодически охватывающих общество, мы видим и находим не в книгопечатании, а в противоречиях между производительными силами этого общества и сложившимися в его недрах производственными отношениями.

Пройдет время — и развитие производительных сил породит новые средства информации. Но и тогда человечество не перестанет интересоваться многовековым путем печатного станка и его подвижниками, не жалевшими ни сил, ни жизни для того дела, которое казалось им столбовой дорогой общества. Изобретение книгопечатания всегда будет считаться одним из «звездных часов» человечества, минутой величайшего озарения, последствия которого неисчислимы.

Об этом убедительно и точно писали основоположники марксизма-ленинизма.

19 июля 1840 г. (а в этот год весь мир отмечал 400-летие изобретения книгопечатания великим немецким первооткрывателем Иоганном Гутенбергом.

19-летний Фридрих Энгельс писал своему другу писателю Левину Шюккингу (1814–1883), что «праздник Гутенберга» был «отмечен с блеском» [2] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 41. С. 448.2. . «Празднику книгопечатания» молодой Энгельс посвятил и специальную корреспонденцию, присланную им из Бремена в штутгартскую газету «Моргенблатт фюр гебильдете Лезер» и опубликованную 30–31 июля 1840 г. В ней Энгельс подчеркивал, что юбилею книгопечатания «был придан народный характер» [3] Там же. С. 84. .

Среди многочисленных юбилейных изданий, выпущенных в 1840 г., привлекает внимание «Гутенберговский альбом» брауншвейгского издателя Генриха К. А. Мейера [4] См.: Грачева О. А. Гутенберговский альбом // Наука и жизнь. 1966. № 2. С. 22–23. . В нем напечатана (в испанском оригинале и в немецком переводе) ода Мануэля Хозе де Кинтаны (1772–1857) «На изобретение книгопечатания» и указано имя переводчика: Фридрих Энгельс [5] См.: Gutenbergs-Album. Braunschweig etc., 1840. .

Кинтана, воспевая человеческий разум и ставя имя Гутенберга рядом с прославленными именами Коперника, Галилея, Ньютона, пишет:

«А ты не бог ли, кто века назад В живую плоть облек и мысль и слово,

Что, раз возникнув, улетело б снова,

В печатном знаке не найдя преград?» [6] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 41. С. 35–36.

Речь идет о регистрации и распространении информации. Как видим, Кинтана превосходно уловил смысл и значение книгопечатания. Поэма заканчивалась вдохновенным гимном в честь Гутенберга: