Джесси Финк - AC/DC - братья Янг

Для меня это как проход по альтовому барабану или гитарное соло. Если у вас альтовые барабаны звучат всю песню, то это ни о чём. Если гитарное соло – от интро до финала песни, – то оно тоже ничего не значит. Это всё превращается в мусор, который слушать невозможно. Но если у вас небольшая громкая проходочка по альтам, простая, как дробь, в нужном месте – то это усиливает эффект многократно. Это вас возбуждает. И если соло вступает только в середине или даже финале нужного фрагмента, где оно ну просто необходимо – вот тогда песня выходит на другой уровень. Так что ст о ит научиться всякие украшательства вешать туда, куда надо. А AC/DC в этом большие мастера».

Когда AC/DC впервые играла в Бристоле, в 1976 году, в зале Колстон-холл, даже хозяева зала испугались того, какой длительный эффект их музыка оказывает на преданных слушателей.

«У менеджеров всё в голове смешалось, потому что пассивные обычно зрители повскакали с мест», – раздражённо написал местный критик.

Бон Скотт при жизни так и не получил заслуженной славы и богатств. Янги достигли гораздо большего финансового успеха. А в плане известности – такого, о чём и не мечтали и чего, возможно, даже не хотели. Успех их, как принято выражаться в разговорах про рок-звёзд, был парадоксальным. По всем параметрам музыканты AC/DC непривлекательны, кряжисты, эксцентричны и вспыльчивы, к тому же хороший вкус частенько покидал их. По каким-то причинам они одобряли или даже поддерживали создание самых худших обложек альбомов в истории рок-музыки ( Fly on the Wall, Flick of the Switch , оригинальное издание Dirty Deeds Done Dirt Cheap ). По всем прикидкам не могли они стать такими успешными, какими стали. Но будут ещё успешнее – даже после того, как перестали играть.

Есть какое-то противоречие в их гигантском желании преуспеть и почти маниакальной закрытости. Кто-то может объяснить это комплексом неполноценности из-за скромных физических данных, скромного происхождения и недостатка нормального образования. В молодые годы Янги в основном всё время только и делали, что ругались, а всем, кто на расстоянии слышимости находился, советовали идти на хер. В публичном доступе существует всего лишь несколько фото, где они все втроём. Один из снимков сделан во время сессий Powerage в 1978 году шефом австралийской рекорд-компании Джоном О’Рурком, в то время музыкальным журналистом, кого в личное царство Янгов привёл барабанщик Alberts Рей Арнотт. Несколько тех снимков О’Рурка в этой книге публикуются впервые. Самая расхожая, вездесущая картинка всех троих – та, которую сделал Филип Моррис в 1976-м, и обложечное фото для оригинального издания «Янгов», сделано во время сессий альбома Dirty Deeds .

«Я тогда даже не осознавал значения всего этого», – говорит Моррис. – Я не видал фотографий, на которых они вместе так близко. Трудно было этого достичь».

Четыре десятка лет спустя не многое изменилось. Они совершенно недоступны для кого-либо за пределами их сверхтесного кружка доверенных людей.

В отличие от довольно дружелюбных Гиббов из Bee Gees (из них один только жив) у Янгов репутация людей резких, грубых и с терпением таким же коротким, как они сами. Джордж, который характеризуется музыкальным партнёром Гарри Вандой как человек «крайне непостоянный» и как «гений, к которому прилагается экстремальный характер», Марком Гейблом, – это вообще затворник, который крайне редко что-то говорит прессе. Он реально настолько закрыт, что в Австралии один мужик несколько лет под него косил и обманывал легковерных промоутеров и инвесторов. Но он и сейчас принимает активное участие в делах AC/DC. Один инсайдер, пожелавший остаться неизвестным, описал его работу, как «быть кем-то вроде председателя совета директоров любой структуры и сети, чтобы максимизировать прибыль для группы и семьи Янг… у него очень проницательные бизнес-мозги».

«Джордж, конечно, держится в тени. Он не от всего прячется, конечно, но – от прошлого, – говорит Марк Опитц. Он уходит от того, что ему не нужно и уже неинтересно. Незадолго перед смертью Пита Уэллса из Rose Tattoo в 2006 году был концерт в его честь в сиднейском Enmore Theatre. Джордж собственной персоной там был, сидел в третьем ряду. Он возник как будто из ниоткуда и столь же внезапно исчез. Но вот я бы не сказал, что он затворник от того, что ему интересно, потому что голова у него прекрасно соображает, и жизнь свою он ценит чрезвычайно».

Первая встреча Гейбла с Джорджем продлилась примерно столько же, сколько пребывание этого великого человека в Enmore.