Печаль совсем вам не к лицу.
Придет пора, и кровь взыграет,
Победно выстрелит струя,
И в сладкий плен, изнемогая,
Вы окунетесь навсегда.
А там поток захватит мутный,
И будет каждый постигать
Искусство жизни многотрудной:
Не утонуть, не унижать.
Гремят невидимые взрывы,
Фарватер плотно начинён;
Немногие остались живы,
И жалко тех, кто погребён.
Плывите, мальчики, плывите,
Для честных путь всегда суров.
Слабеет дух — сильней гребите,
Ещё не видно берегов.
7 апреля. С концерта. Тот случай, когда слушал не певца, а пианиста Болдырева. Мастер и виртуоз высшей пробы, подлинный музыкант.
Призывает страна.
Неподвластна она
Временам, катастрофам, страстям;
Там гармонии свет,
На бесчестье — запрет,
И сердца открывают друзьям.
Там простор без границ,
Озарение лиц,
Ослепительных мыслей полет.
Тишина исцелит,
Красота напоит,
И душа в умиленьи цветет.
Если боль, не тужу
И обид не коплю —
Ждет страна незакатных огней.
Я черту перейду
И неслышно вступлю
В племя гордых и чистых людей.
13 апреля.
За околицей сосны шумят,
Тёплый дождь спозаранку идёт,
И бродячие ветры гудят,
Словно души, всю ночь напролет.
Накопилось. Как дальше-то быть?
От забот поседел я давно.
Мне глаза бы пошире открыть,
Но колючие льдинки в лицо.
Рассказать — не поверит никто,
Да и с кем разделить это миг? –
Не собою я болен давно,
Не за счастьем бегу напрямик.
И живу я на две стороны,
Здесь — раздоры, смятенье, позор,
Там — настой полевой тишины
И фиалки доверчивый взор.
Обнимаю, врастаю в стволы.
Г де же тот, что утешит меня?
Ничего, кроме юной весны,
Истекающей сладости сна.
17 апреля.
Дуролом, костолом, перелом –
Это любят у нас ремесло.
Опоздали и мчим напролом,
А куда — позабыли давно.
Всё расход, а когда же приход?
От широкой души не мудрим,
Показалось — шагнули вперёд,
Оглянулись — всё там же стоим.
3 мая. Дикарская привычка — нести в лес огонь. Пришёл и остолбенел: заветный уголок на краю бора выжжен и обуглен, под ногами не мягкий ковёр, а хрустящая зола. Не мог заснуть.
В этом мире, слабый и безродный,
Пробираюсь тенью каждый день.
Сумрак надвигается холодный,
Коченеет сердце, как кремень,
Люди-манекены неизменны:
Там, где под сосной растил мечту,
Вдруг увидел ужас перемены –
Чёрные стволы и пустоту.
На зеленой кромке, под шатрами,
Пировала шумная семья.
Из травы, израненной юнцами,
Долго вынимал осколки я.
Под напором всевозможной дряни
Корчится невинная земля,
И однажды, в предрассветной рани,
Оборвется всё — и навсегда:
Майская лазурь над перелеском,
Ласточек стремительный полёт,
И ручей в полях с весёлым блеском,
И дыханье, плавящее лед.
11 мая. Все делают вид, что страшно заняты, чтобы съесть лишний кусок. А этот круговорот — морок, имитация деятельности, полноты. Чтобы быть сытым, совсем не нужно 3 тысячи сортов еды и столько же всякой другой дребедени. Когда приезжаю в деревню на хлеб и молоко, я ощущаю это непривычно остро. Вот она, ловушка прогресса. Миллионы бьются в его тисках и не способны их разжать, подняться до свободы, смысла, достоинства.
31 мая. Рядом мёртвое кладбище, мимо проезжает полгорода.
Ржавые оградки,
Сбитые кресты –
Что глядишь украдкой
На позор страны?
Там и тут бутылки,
Гнусные следы...
Я лежу в могилке
С грязью на груди.
Был живой — теснили.
Хохотали вслед,
И теперь в могиле
Застилают свет.
Рядом спят мечтатель,
Циник и мудрец –
Всем послал создатель
Кладбище — венец.
Завершились счеты,
Не тревожит вздор;
Безразлично — кто ты,
Нестерпим — позор.
Братья — горемыки!
До последних дней
Будут наши крики
Бичевать людей.
3 июня.
Из Пикетного.
Сцепившись, бабочки играют,
Промчится ветер низовой –
И одуванчики взлетают
Мятежным роем предо мной.
Родное всё: и в дымке дали,
И облака над головой,
Кипрей с лиловыми цветами,
Сосна с морщинистой корой.
Стою, как куст, я при дороге.
Несутся мимо лихачи,
И так неловко на пороге –
Давно зовут: переступи.
12 июня.
Снова пьют, веселятся, скандалят,
Матерщиной поганят уста.
Далеко и надолго ославят,
Если брошу упрёк сгоряча.
Не опомнятся даже случайно,
Не шагнут за удушливый круг –
И уйдет неоткрытая тайна,
Читать дальше