Василий Никифоров-Волгин - Воспоминания детства

В. Никифорову-Волгину ближе всего «святые люди», праведники — неслучайно его называли «современным Лесковым». Их он обычно изображает в своих произведениях. Его любимые герои — это отец Афанасий из повести «Дорожный посох», старый сельский священник, мужественно несущий свой крест в сверхтяжелые времена преследований верующих, это епископ Палладий, тяжело переживающий гибель Церкви («Архиерей»), это странник Савватий, умирающий в старой полуразвалившейся часовенке («Странник»). В лучших героях В.

Никифорова-Волгина, хоть и живущих в нашем грешном мире, сильна тяга к вечному, интерес к экзистенциальным проблемам бытия человеческого, причем к этим проблемам они подходят не с точки зрения философской, а с точки зрения простого человека, которого все же волнует, что же будет с ним после смерти, волнует вопрос о том, как ему жить, вопрос о смысле жизни.

В. Никифоров-Волгин изображает и их антагонистов — грешные души, но и они чаще всего испытывают угрызения совести, мучительно переживают свои грязные поступки, свои, порою, страшные преступления, каются, жаждут очищения. Вообще писателю более удаются образы положительных, нежели отрицательных персонажей.

Важная для В. Никифорова-Волгина тема, почти не разработанная в русской литературе, — тема преследования религии, верующих в Советской России, гибель Церкви в Стране Советов. Она исполнена у писателя глубокого трагизма, у него нередки апокалипсические видения и настроения. Но, тем не менее, как истинный христианин, он не теряет веры в возможное духовное возрождение человека, в духовное обновление Руси.

С. Г. Исаков

В Крещенский Сочельник я подрался с Гришкой. Со слов дедушки я стал рассказывать ему, что сегодня в полночь сойдет с неба Ангел и освятит на реке воду, и она запоет: «Во Иордане крещающуся Тебе, Господи». Гришка не поверил и обозвал меня «баснописцем». Этого прозвища я не вытерпел и толкнул Гришку в сугроб, а он дал мне по затылку и обсыпал снегом.

— О чем кувыкаешь?

— Гри-и-шка не верит, что вода петь бу-у-дет сегодня ночью!

Из моих слов ничего не поняли.

— Нагрешник ты, нагрешник, — сказали с упреком, — даже в Христов Сочельник не обойтись тебе без драки!

— Да я же ведь за дело Божье вступился, — оправдывался я.

Сегодня Великое освящение воды. Мы собирались в церковь. Мать сняла с божницы сосудец с остатками прошлогодней святой воды и вылила ее в печь, в пепел, ибо грех выливать ее на места попираемые. Отец спросил меня:

— Знаешь, как прозывается по-древнему богоявленская вода? Святая агиасма!

Я повторил это, как бы огнем вспыхнувшее слово, и мне почему-то представился недавний ночной пожар за рекой и зарево над снежным городом. Почему слово «агиасма» слилось с этим пожаром, объяснить себе не мог. Не оттого ли, что страшное оно?

На голубую от крещенского мороза землю падал большими хлопьями снег. Мать сказала:

— Вот ежели и завтра Господь пошлет снег, то будет урожайный год.

В церковь пришли все заметеленными и румяными от мороза. От замороженных окон исходил особенный снежный свет — точно такой же, как между льдинами, которые недавно привезли с реки на наш двор.

Посредине церкви стоял большой ушат воды и рядом парчовый столик, на котором поставлена водосвятная серебряная чаша с тремя белыми свечами по краям. На клиросе читали «пророчества». Слова их журчали, как многоводные родники в лесу, а в тех местах, где пророки обращаются к людям, звучала набатная медь: «Измойтесь и очиститесь, оставьте лукавство пред Господом: жаждущие, идите к воде живой»…

Читали тринадцать паремий. И во всех их струилось и гремело слово «вода». Мне представлялись ветхозаветные пророки в широких одеждах, осененные молниями, одиноко стоящие среди камней и высоких гор, а над ними янтарное библейское небо, и ветер, развевающий их седые волосы…

При пении «Глас Господень на водах» вышли из алтаря к народу священник и диакон. На водосвятной чаше зажгли три свечи.

— Вот и в церкви поют, что на водах голос Божий раздается, а Гришка не верит… Плохо ему будет на том свете!

Я искал глазами Гришку, чтобы сказать ему про это, но его не было видно.