Екатерина Суровцева - Вена в русской мемуаристике. Сборник материалов

– Кто это?

– Ужели не узнал? непременно видел его когда-нибудь, только не в гражданском платье. Одним словом: это один из тех, про которых много говорят, которых часто бранят зря и которые несравненно лучше молвы, которую распускают на их счёт.

– А ты с ним коротко знаком?

– Нет, я нередко встречался с ним по службе и всегда оставался доволен его внимательностью. Умён, способен; никому зла не делает, хотя бы мог, и со всеми вежлив; а тем, что ему хорошо живётся на свете, разве он что-нибудь у вас отнимает. Хаять человека за это одно или ниже ему кланяться, значит, в одинаковой мере ронять своё достоинство.

Появилась целая гурьба в голубые, жёлтые, тёмно-красные платья, полосатые бурнусы и яркие шали наряженных барынь, кавалеров, будто выпрыгнувших из выставочной картинки мод у ближайшего портного. Трещали они языками, ровно стада встревоженных гусей. Один из молодцов чернобородых полой своего модного пальто едва не смёл чашки с нашего стола и забыл извиниться.

– Нечего спрашивать кто и откуда; пахнет биржей и еврейским духом, – сказал товарищ, провожая их насмешливым взглядом. – Предоставляю вам, господа, судить о приятностях общества, в котором эти рыцари кредита захватили первенство; к несчастию, они расползлись по лицу всей земли, и нигде не укроешься от их нахального вторжения.

Затем показались два господина, один повыше и попрямее, другой пониже и покруглее. Говорили они очень громко: старше… несправедливость… производство…

– Русские, кто они?

– Разве не расслышал: производство, несправедливость, – два генерала, гвардейский и армейский.

– А дальше?

– Разве тебе этого мало?

– Значит, так себе, из плохеньких.

– Плохих не знаю. И они, коли дойдут до дела, пожалуй, лицом в грязь не ударят. Не надо только человека заставлять на флейте играть, потому что горазд на цимбалах.

– Карлсбад, – обратился я к моему приятелю, – имеет свойство сильно раздражать нервы у всех вкушающих целебность его источников, а на тебя, кажись, производит совершенно противоположное действие. Встарь, сколько помню, ты не прочь был порядочно отделать того или другого, а нынче от тебя ни одной едкости не услыхал. Намедни не мог довольно похвалиться своим Сибиряком, повязанным красною шалью, а сегодня что княгиня, что генерал, то и золотое яблочко да алый цветок; будто, с какой стороны ни гляди, и родимого пятнышка не усмотришь.

– Дело не в том, что без пятнышка – и на солнце пятна бывают, а дело в том, что в продолжение жизни столько чёрного насмотрелся, что теперь, где вижу больше свету, тени даже замечать не хочу. В моих глазах ни Сибиряк, ни княгиня такая-то, ни генерал такой-то не мешают друг другу иметь свои хорошие стороны, да и то, что первый из них принадлежит к многочисленной семье разночинцев, а прочие особы сановные, отнюдь не мешает каждому воздавать должное. A tout seigneur tout honneur. Чтобы вполне оправдать справедливость моего воззрения, прошу приглянуться к подходящему теперь господину. Ничего особенного не замечаешь? – спросил приятель.

– Ничего, кажется, что бы стоило заметить? Всё прилично в нём, холодно и важно. Длинное пальто застёгнуто до шеи, шагает мирно, голову держит высоко, рассеянным взглядом чего-то ищет на воздухе; а может, надписи на домах читает, хочет знакомого навестить.

– А теперь?

– Поравнявшись с теми двумя столами, за которыми сидят прусские господа, он быстро к ним поворотился; сладкая улыбка заиграла на лице, шляпа на два дюйма отделилась от головы. От столов ему кивают.

– К этому прибавлю с моей стороны, что ровно четыре года тому назад он делал совершенно противное: проходя мимо тех столов, рассеянно глядел в даль, а поравнявшись со мной – давно имею привычку занимать его место – приятно улыбаясь, посылал мне поклоны. И теперь не угадываешь?

– Признаюсь, ничего не понимаю.

– Вижу, надо пособить твоей недогадливости. Могу тебе сказать, кто он, потому что знаю его. Это опытный дипломат, к сожалению, только представитель одного из владений, отживающих свой век. Погребальная церемония расписана уже по пунктам.

– В списке приезжих не заметил министра такой державы.

– И не отыщешь, потому что он не прописал своего «характера», проживая здесь инкогнито. Надо же поберечь спокойствие европейского политического мира, который легко бы мог встревожиться вестью о неожиданном приезде его в Карлсбад, где уже собраны другие дипломатические знаменитости, которых имена ты, наверное, не пропустил без внимания. В настоящую минуту он очень озабочен зародившимися в его голове чрезвычайно важными вопросами этикета, подобающего ему соблюдать во время своего «инкогнито»; дело идёт о визитах, о месте и о поклонах. Пока не сладил с этой умственной работой, мой представитель предпочитает пить воду у себя, обедать дома, отыскивать уединённые прогулки и, завидя знакомого, особенно не равного «характеру», рассеянно глядеть по сторонам, дабы не наткнуться на казус, могущий нанести ущерб его представительному достоинству, хотя оно уже на самом отходе. Заметил, как ловко пролавировал он мимо нас? А что касается до поклона прусским господам, так это не в пример другим. Кто им теперь не кланяется!