Леонид Млечин - Сталин VS Троцкий

По словам Злато польского, Рамон лишь однажды вспомнил, что он сделал, сказал:

— До гробовой доски не забуду, как он закричал после моего удара…

Рамона Меркадера опекал Комитет государственной безопасности. Относились к нему вежливо холодно. В Москве он не прижился. Его брат Луис вспоминал, что Рамон был мрачным, подавленным своей личной драмой и тяготами советской действительности. В октябре 1974 года уехал на Кубу, где не было снега и тоскливых аппаратчиков, где говорили по-испански и где ему дали звание генерала и предоставили работу в Министерстве внутренних дел. В Москву он в последний раз приезжал в 1977 году на празднование 60-летия Октября.

На Кубе Рамон Меркадер умер от саркомы 18 октября 1978 года. Один из самых знаменитых боевиков двадцатого столетия прожил всего пятьдесят девять лет, из них двадцать лет — треть жизни — он провел в тюрьме. С Кубы урну с прахом доставили в Москву. Хоронили убийцу Троцкого на Кунцевском кладбище — с военным оркестром и почетным караулом из солдат-пограничников. Большую часть своей жизни Меркадер выдавал себя за другого человека. И похоронили его тоже под чужим именем.

Изгнание Троцкого воспринимается как разрыв советского руководства с прежним большевистским курсом на мировую революцию. Дескать, Троцкий готов был пожертвовать Россией, которую ненавидел, ради мирового пожара, а Сталин всегда думал только о России, созидал ее как великую державу, потому выслал Льва Давидовича…

Конец двадцатых годов (когда Троцкого выслали, а его единомышленников посадили) — это как раз время острой борьбы сталинского партийного и организационного аппарата против «великодержавного шовинизма». Еще на X съезде партии нарком по делам национальностей Сталин в докладе «Очередные задачи партии в национальном вопросе» потребовал вести борьбу с «великорусским шовинизмом», назвал его главной опасностью. По его указанию идеологический механизм всячески отмежевывался от истории России, от Российского государства. Уничтожали все, что связывало Страну Советов со старой Россией. В 1929 году Молотов заявил, что следующий год станет последним годом для «старых специалистов». Чекисты посадили большую группу ученых, прежде всего историков, обвинив их в монархизме и подготовке заговора с целью свержения советской власти. Вот на каком фоне выслали Троцкого. Не как врага России. А как врага тогдашней власти.

Все большевики, и Сталин в том числе, долгое время считали, что построение социализма возможно только одновременно со всей Европой. Иосиф Виссарионович точно так же ждал и торопил мировую революцию! Говорил на политбюро 21 августа 1923 года:

— Либо революция в Германии провалится — и побьют нас, либо революция удастся, все пойдет хорошо, и наше положение будет обеспечено. Другого выбора нет.

Сталин по-своему до конца жизни верил в победу мировой революции — с помощью Советского Союза, его военной мощи. Многие удивлялись, почему на склоне жизни вождь заинтересовался языкознанием.

«Не зря Сталин занялся вопросами языкознания, — объяснял его ближайший соратник Молотов. — Он считал, что, когда победит мировая коммунистическая система, а он все дела к этому вел, главным языком межнационального общения станет язык Пушкина и Ленина».

Сменивший Троцкого на посту военного министра Фрунзе исходил из того, что Красная армия обязана помочь мировой революции:

«Самим ходом исторического революционного процесса рабочий класс будет вынужден перейти к нападению… Отсюда вытекает необходимость воспитывать нашу армию в духе величайшей активности, подготовлять ее к завершению задач революции путем энергичных, решительно и смело проводимых наступательных операций…»

Фрунзе доказывал, что нужна доктрина революционной наступательной войны (см. журнал «Отечественная история», № 2/2001). Троцкий решительно возразил Фрунзе: мировое революционное движение переживает спад, положение в России тяжелое, люди устали от войны и надо «отстоять для рабочих и крестьян возможно длительный период мира». Поэтому, считал Троцкий, задача другая: «Мы учимся военному делу, вооружаемся, строим большую армию для того, чтобы обороняться, если на нас нападут».

Фрунзе и его единомышленников, жаждавших мировой революции и готовых разжечь ее с помощью армии, Троцкий называл «нетерпеливыми стратегами». Михаил Васильевич полагал, что наступательный порыв решит исход будущих войн, потому что вражеские армии «окажутся бессильными перед сравнительно плохо вооруженным, но полным инициативы, смелым и решительным противником».