Виталий Помазов - На меня направлен сумрак ночи

Виталий Помазов родился в 1946 году в Горьковской (Нижегородской) области в семье военнослужащего. Благодаря беспокойной профессии отца и постоянным переездам семьи с места на место, ему довелось пожить в разных российских городах и селах.

В 1960 году поступил в Городецкий автомоторный техникум. В 1965 году, после сдачи экстерном экзаменов за среднюю школу, поступил на историко-филологический факультет Горьковского (Нижегородского) университета. В 1968 году исключен из университета за социологическое исследование «Государство и социализм». Два года отслужил в стройбате. Через четыре месяца после демобилизации арестован. Приговорен судом к 4 годам исправительно-трудовых лагерей по печально знаменитой ст. 70 УК РСФСР – «антисоветская пропаганда и агитация». Виновным себя не признал. (В 1991 году окончил Нижегородский университет, в 1992 году реабилитирован). В 1970-80-е годы принимал активное участие в правозащитном движении.

Работал инженером, грузчиком, газооператором, слесарем, диспетчером теплосети. С 1975 года Виталий Помазов живет в Московской области. С 1990 года по 2011 год – редактор региональной газеты «Совет» (г. Серпухов). В настоящее время – старший преподаватель МАБиУ, филиала в Протвино.

Первая публикация стихов состоялась в 1978 году в парижском журнале «Континент». В дальнейшем стихи и статьи печатались в «Русской мысли» и в российских газетах и журналах. В 1996 году в г. Подольске вышел первый сборник стихов «Миниатюры». Наиболее полное представление о творчестве автора дает сборник «Предчувствие» (издания 2003, 2004 и 2005 гг.). В 2007 году под его редакцией в московской «Типографии Новости» вышел Серпуховский литературно-художественный и историко-краеведческий альманах «Берега». В 2009 году в сборнике «В одной палате с ангелом» наряду с новыми стихами помещены воспоминания и публицистика.

На историко-филологический факультет ГГУ я поступил в 1965 году после академического отпуска в Заволжском автомоторном техникуме и сдачи экстерном экзамена за среднюю школу. Задолго до четвертого курса ЗАМТ, поняв, что техника – не мое призвание, я задумался о поисках выхода. Его подсказали два сокурсника, поступившие параллельно учебе в техникуме в вечернюю школу.

Однако сдав 15 предметов и получив серебряную медаль, я не был окончательно уверен в выборе факультета. Историю я всегда любил, но… В школьные и техникумовские годы я был общественником и комсомольским активистом, на третьем курсе стал секретарем комитета комсомола техникума. После чего болезненно переживал разрыв между идеалами, в которых был воспитан, и реальностью шестидесятых годов: все большее расхождение слов, произносимых с высоких трибун, с повседневностью, цинизм партийно-комсомольской номенклатуры, убогость колхозной жизни и т. п. Что-то неладно в Датском королевстве. Окружающий мир оказался несправедлив и негармоничен. Но ни в разговорах с друзьями, ни в прочитанных книгах я не встречал даже намека на то, что мне чудилось повсюду.

Сверхзадачей поступления на истфил университета и было желание понять смысл процессов, происходящих в советском обществе, а кем я буду по профессии после окончания университета – вопрос второстепенный.

Как медалисту, мне было достаточно сдать на «отлично» профилирующий предмет – историю, которую, как мне казалось, я знал хорошо. Конкурс на историческое отделение был 9 человек на место, но об этом я узнал позднее. Каких-либо знакомств в университете, тем более «связей», у меня не было. А если бы и были, то, конечно, мне и в голову не пришло бы ими воспользоваться.

На экзамен в главный корпус университета я приехал довольно поздно: учил до упора обществоведение, вопросов по которому в билетах вовсе не оказалось. Перед дверью аудитории, в которой шел экзамен, мне рассказали, что нашу группу принимает настоящий «зверь»: уже 11 «неудов», три четверки, одна оценка «отлично», а троек «зверь» совсем не ставит. Очень неприятно было это услышать. Но, войдя в аудиторию и взяв билет, я успокоился: все знаю. А невразумительные ответы других абитуриентов еще больше успокаивали. В.В. Пугачев – а это был он – показался мне едва ли не сухим пергаментным старцем (ему было тогда всего 42 года). Сидел он в окружении аспирантов, среди которых я помню В. Сперанского и Н. Байдакову. Я попросился отвечать без подготовки.