«Формальность разлучает клоуна с собакой. Карандаш печально бродил вчера вдоль коридора лондонской гостиницы. Он казался живым и на сей раз грустным воплощением того пафоса, с которым он выходит на арену цирка. Но Карандаш не был клоуном в этот момент. В то время, когда другие русские артисты пошли на прием и прогуливались до обеда в Кенигстон-парке, Карандаш продолжал свой скорбный путь по гостиничным переходам. Во время приема для прессы он с отсутствующим видом смотрел в окно и время от времени просил узнать, нет ли новостей, касающихся возвращения Кляксы. Ему отвечали: «Как только другие животные прибудут в Уэмбли, мы получим разрешение и на провоз Кляксы». Это утешило его, и минутой позже Карандаш взял меня за локоть и показал снимок, где он снят с черным скотч-терьером. «Посмотрите, — сказал он, — это Клякса!» И за стеклами очков его глаза засветились первой улыбкой этого дня».
Оставим столь вольный стиль репортажа на совести английских журналистов, но в тот день мне действительно было грустно: открывалась невеселая перспектива выступать без моей постоянной «партнерши». Я получил Кляксу через сутки, и газетные статьи, думается, сыграли в этом не последнюю роль.
Газетные рецензии настраивают зрителя, у него заранее складывается определенное отношение к артисту, и с ним он идет в цирк. «Санди таймс» заметила, что я осуждаю западных клоунов за чрезмерное нагромождение шуток в их номерах. Этот вывод газета делала из моих слов: «Если вы будете все время класть соль в суп, вам придется в конце концов его вылить». Начиная лондонские гастроли, я стремился этими словами дать ключ к моим выступлениям, чтобы зрители не искали в клоуне нечто сенсационное. И я был рад одной газетной фразе: «Карандаш фактически ничего не делает, но всем это кажется смешным». Это довольно точно определило характер нашего выступления в зале Эмперс Пул.
Мы получали письма от зрителей во время гастролей. Приведу несколько строчек из них: «…Если клоуны для нас — чашка чая, то Карандаш — целый самовар». «…Выступления вашего цирка современны: над головами летает спутник с гимнастами, а на арене Карандаш толкает тележку с надписью: «Следующая остановка — «Луна»…
Английский почтальон вручил мне официальное письмо: меня просили прийти в Клуб клоунов. Клуб клоунов знаменит не только самим фактом своего существования, но и тем, что в нем собраны материалы о лучших клоунах всего мира, о их гастролях, успехах, наградах, статьях и трудах, рассказывающих о необычной работе этих артистов.
В уникальном клубе на тихой лондонской улице секретарь объявил, что Международный клуб клоунов имеет честь принять меня в число своих членов.
Так один из советских комиков попал в лондонский клуб, традиционность и консерватизм которого не смогли помешать англичанам признать оригинальность и молодость искусства во многом далекой от них страны…
В самолете, направлявшемся в Бразилию в марте 1960 года, нам подали крем, уложенный в форме карандаша. Получили мы привет и от «царя Нептуна стратосферного». Им были подписаны «дипломы» по поводу торжественного события — перелета артистами советского цирка экватора. Один из таких дипломов получил медведь Гоша и его дрессировщик Иван Кудрявцев.
Рио-де-Жанейро. Мне показали номер популярного журнала «Темпо» за 1945 год. Под заголовком «Советский Кантифляс» (Кантифляс — самый популярный латиноамериканский клоун) там были такие слова: «Не выделяющийся своей внешностью человек выходит на арену цирка, держа в руке штатив с микрофоном, а в другой — портфель. Открыв портфель, он вытаскивает из него черную собачку, и тут аудитория, две трети которой носит военную форму, начинает смеяться. Это клоун Карандаш, своим артистическим трудом заслуживший один из высших орденов его страны».
С тех пор прошло пятнадцать лет, и такой знак внимания был чрезвычайно приятен.
Наши выступления в Рио-де-Жанейро проходили в крытом спортивном зале, вмещающем около пятидесяти тысяч человек. Зрители принесли сюда пыл карнавала, который совсем недавно прошел по улицам и площадям Рио. Темпераментные песни, пляски молодежи, огромные шествия уличных масок имели в тот год определенную направленность. Карнавал совпал с приездом президента США Эйзенхауэра. Народ требовал от своего богатого северного соседа хотя бы часть того золота, которое выкачали американские компании из бразильских плантаций и недр. Это требование в устах бразильцев звучало очень лаконично. «Давай деньги, давай!» — кричали президенту. Эта фраза стала крылатой. Она стала припевом всех песен карнавала, куплетов и монологов.
Читать дальше