Раиса Алибекова - Жизнь и еда

У нас с мужем кавказская семья — ведь мы оба родились в Дагестане. Нас многое объединяет, в том числе и религия. Правда, у даргинцев и аварцев разные языки, причем совсем не похожие, но мы оба разговариваем на русском. Муж, как истинный мусульманин, не пьет и не курит, молится дома, старается соблюдать пост. Мне очень повезло с Абдулой — у него, как говорят люди, «золотые руки». Мне кажется, он умеет делать все! Недавно он открыл свой бизнес — производство евроокон из массива дуба, сосны и лиственницы. Он часто ездит к заказчикам — в Москву, в Грозный, в Краснодар.

А в Махачкале у него давно успешно работает мастерская по изготовлению кованых изделий — столов, стульев, ворот. Мелкие детали делают прямо на кузнице, остальное — под заказ. Мы планируем запустить производство кованых изделий и в Москве, открыв филиал.

Так что сейчас у нас уже два бизнеса, и мы хотим еще открыть ресторан и кулинарную школу. Для этого требуются деньги. Поскольку наши нынешние бизнесы прибыльные, то скоро накопим и на следующие. Ведь у нас бывают и миллионные заказы — например, железные ворота. На Кавказе (в Грозном, в Пятигорске) огромные кованые ворота очень востребованы, их хотят иметь в каждом зажиточном доме, потому что это солидно и красиво. Таков менталитет — восточные люди предпочитают изделия дорогие, красивые, помпезные. В Москве же, как я заметила, выбор делают в пользу более практичных вещей.

Абдула всегда хотел ребенка. Узнав, что жду малыша, я сделала так: пока муж был в ванной комнате, переименовала свое имя в его телефоне на «Аист» и отправила со своего номера сообщение: «Вылетаю, буду через 9 месяцев». Он прочел его, выйдя из ванны, и какое-то время не мог понять, что это означает. А потом был на седьмом небе от счастья — он давно мечтал о сыне! Так и вышло — это оказался мальчик.

Первые три месяца я была очень нервная и раздражительная. Беременность мне давалась довольно тяжело — до седьмого месяца я страдала от сильного токсикоза. Помню, по утрам, только открывая глаза, я тут же ощущала сильнейшую тошноту и мчалась в ванную. На работе меня тошнило постоянно, и я бегала до туалета, расположенного в конце коридора, по сто раз на дню. Пять раз я лежала в больнице на сохранении…

Когда уже шла сорок вторая неделя, меня направили на кесарево сечение. Сказали, что срок очень большой, а ребенок крупный. Операцию назначили на 16:00, но предупредили, что, возможно, не успеют. Я ждала очереди целый день, но страха не испытывала — словно на праздник собиралась. Есть было нельзя, и я коротала время, прихорашиваясь — хотела встретить сыночка красивой. Когда меня позвали, я буквально побежала на операцию — в ожидании чуда. Я действительно была очень счастлива и торопила время, желая поскорее увидеть своего ребенка. Операция прошла по плану, Шамиль родился здоровым ребенком, оцененным в десять баллов по шкале Апгар, с весом 4100 грамм. Помню, он был красным и сразу же начал громко-громко кричать. Но, увы, ни подержать, ни рассмотреть его в операционной не получилось. Меня перевели в реанимацию, где я осталась на шесть часов.

Ночью я пришла в себя, и меня отвели в палату, попросив до утра не вставать. Но я не могла просто так лежать — мне не терпелось познакомиться с сыном, подержать его на руках. Поэтому я, ко всеобщему удивлению, поднялась и бодро зашагала к детскому отделению. Сестра спросила мою фамилию и принялась искать нужную колыбельку. В Дагестане рождаемость высокая, поэтому в палате было много детей. Но я сразу подошла к Шамилю и сказала: «Вот мой, нашла». Медсестра искренне удивилась, но, сверив фамилию на «браслетиках», подтвердила мою правоту. Взяв крохотный теплый кулек на руки, я сразу же успокоилась.

Наверное, каждой маме ее ребенок кажется самым красивым. Я была уверена, что краше моего нет. Беленького, с красными губками Шамиля я сразу выделяла среди деток, которых привозили в палату.

Конечно, после операции было больно, особенно в первые дни. Врачи говорили, что дышать трудно из-за того, что воздух попал в брюшную полость, и я ждала, когда это уже прекратится…

Основную часть времени сын находился в детской палате, и я всякий раз слышала, когда плачет именно он. Все говорили, что мой — самый крикливый. Сердце разрывалось от его криков, но на руки мне его не давали, несмотря на все просьбы. Тогда я сильно разозлилась и на третий день решила, что здоровому ребенку нечего делать в больнице. Под расписку забрала Шамиля, и мы поехали домой. Разлуку в больнице нам обоим было трудно выдержать — новорожденному все-таки лучше быть с мамой, если здоровье обоих это позволяет.