Юрий Бит-Юнан - Василий Гроссман в зеркале литературных интриг

Однако все сказанное ничего, по сути, не объясняет. Не следует откуда-либо, что функционеры, даже и достигшие карьерного предела, довольные своим положением и уверенные в себе, могут рисковать всем достигнутым ради истинной литературы или ненависти к антисемитизму. Риск был очевиден – именно в разгар антисемитских кампаний.

На исходе 1980-х годов сходную версию предложил и Г. Ц. Свирский. Его книга была опубликована лондонским издательством [356].

Свирский утверждал, что функционеры, лоббировавшие гроссмановский роман, пытались таким образом спасти автора от последствий антисемитских кампаний. Потому и выдвинули его кандидатуру на соискание Сталинской премии. В случае удачи статус лауреата исключал бы арест.

Однако и версия Свирского ничего, по сути, не объясняет. Не следует откуда-либо, что функционеры готовы были рискнуть карьерой, обеспечивая Гроссману защиту. Причем скорее гипотетическую, нежели реальную: санкционировать арест классика советской литературы мог только Сталин, он же и лауреатский список визировал, а для генсека звание – не помеха. Вряд ли это не осознавали в руководстве ССП.

Мотивация Фадеева, Симонова, Суркова и Твардовского рассматривались выше. Иной вопрос – почему статья Бубеннова разрушила планы высокопоставленных литературных функционеров и триумф обернулся скандалом.

Берзер в мемуарах предложила свою версию. Описав первый успех новомировской публикации, она постулировала: «Но не дремали сталинские опричники, которые выросли и сформировались в эти годы на разгромах и уничтожении. Один из самых оголтелых – Бубеннов, автор “Белой березы”, в эти дни обратился прямо к Сталину по поводу романа Гроссмана. Он послал ему свой огромный донос. И по указанию Сталина этот донос в форме статьи Бубенного “О романе В. Гроссмана “За правое дело” был напечатан в “Правде” 13 февраля 1953 г.».

Примечательно, что Берзер, характеризуя Бубенного как «сталинского опричника», да еще и «оголтелого», так и не сообщила, откуда узнала про «огромный донос». Зато прагматика версии очевидна: Сталин – против автора романа «За правое дело». И лично санкционирует преследование.

Версия Берзер объясняет появление бубенновской статьи. Но то, что она помещена в «Правде» благодаря личному сталинскому распоряжению, лишь сказано, а не доказано.

Главное же, что обвинения, сформулированные «Правдой», стали известны редакторам других периодических изданий еще до публикации статьи Бубеннова. Так, номер журнала «Коммунист» подписан к печати 11 февраля. А затем – в течение недели – опубликованы еще две журнальные статьи, где обвинения аналогичны. Совпадение неслучайное.

Техническими условиями случайность исключается. В журналах редакционно-типографский цикл подготовки гораздо дольше, чем газетный, да и планирование тщательнее.

Бубеннов не сумел бы организовать столь масштабную кампанию. Не его уровень согласования.

Кстати, сходной была ситуация в 1946 году. Не Альтман и Ермилов, решив атаковать Гроссмана, договаривались в редакциях, чтобы статьи вышли с интервалом в один день. Это агитпроповский уровень. А в 1953 году статей было побольше.

Описание механизма интриги несводимо к бубенновскому коварству и сталинской импульсивности. Суслов дождался удобного момента.

Еще в декабре 1953 года, когда печатались одна за другой положительные рецензии на роман «За правое дело», руководство ССП не знало, что принято решение начать новую антисемитскую кампанию. А 13 января она уже началась. Чем и воспользовался Суслов. Ровно месяц понадобился на подготовку наступления. Первым ударом была статья Бубеннова, далее – серия публикаций.

Гроссман оказался первым объектом атаки. Но отнюдь не главным.

Это Бубеннов счеты с конкурентом сводил и добивался статуса автора «военной эпопеи». А Суслов решал задачи административные. Речь шла о замене руководства ССП, благо предлог наконец появился: ведомого «сиониста» поддерживали, да еще и роман его на соискание Сталинской премии выдвинули.

Почти все получилось. Фадеев, Симонов и Сурков были побеждены. Агитпроп утвердил свое единовластие в литературе.

Но положение Суслова изменилось вскоре после официального извещения о смерти Сталина. Агитпроповский руководитель, еще осенью 1952 года избранный в Президиум ЦК партии, был выведен оттуда.

4 апреля 1953 года, когда «Правда» объявила о фальсификации «дела врачей-вредителей», была негласно дезавуирована кампания «борьбы с безродными космополитами». Через две недели Суслов утратил и должность агитпроповского руководителя. Получил другую – гораздо ниже. И пришло время Фадееву сводить счеты.