Р Гэдни - Говорит Альберт Эйнштейн

Вместе они едут на встречу с Уинстоном Черчиллем в Чартвелл.

С ОЛИВЕРОМ ЛОКЕР-ЛАМПСОНОМ И ЛИЧНОЙ ОХРАНОЙ

С УИНСТОНОМ ЧЕРЧИЛЛЕМ

Тема их разговора — милитаризация Германии. Альберт рассказывает Черчиллю о судьбе еврейских ученых в Германии. По словам Черчилля, в британских университетах за них сможет похлопотать его советник Фредерик Линдеман. «Черчилль поистине мудр, — рассказывает Альберт Эльзе после встречи. — Мне стало ясно, что эти люди готовы и намерены действовать решительно и быстро».

Затем Локер-Лампсон представил Альберта Остину Чемберлену, стороннику перевооружения; а потом Ллойду Джорджу, бывшему премьер-министру.

Альберт оставляет запись в книге почетных гостей. В графе «Адрес» он пишет «Ohne irgendetwas» — «из ниоткуда».

На следующий день в палате общин Локер-Лампсон поднимает вопрос об упрощении процедуры получения гражданства для евреев. Альберт наблюдает за происходящим с галереи для публики, привлекая всеобщее внимание своим белым льняным костюмом. «Германия разрушает свою собственную культуру и угрожает безопасности своих величайших мыслителей. Она выгоняет самого прославленного из своих граждан — Альберта Эйнштейна».

Законопроекту Локера-Лампсона так и не суждено было увидеть свет.

В переполненном зале Альберт-Холла состоялось самое ожидаемое выступление Эйнштейна, организованное Советом по оказанию помощи ученым для сбора средств в пользу деятелей науки, покинувших Германию. Альберт изъясняется по-английски, хотя и со страшным акцентом.

В РОЯЛ-АЛЬБЕРТ-ХОЛЛЕ

Я рад, что вы дали мне возможность выразить вам здесь свое глубокое чувство благодарности как человеку, как доброму европейцу и как еврею. Сегодня моя задача не может состоять в том, чтобы судить о поведении нации, которая на протяжении многих лет считает меня своей. Нас беспокоит не только техническая проблема обеспечения и поддержания мира, но и важная задача образования и просвещения.

Если мы хотим дать отпор тем силам, которые угрожают подавить личную и интеллектуальную свободы, то следует ясно сознавать, чем мы рискуем и чем мы обязаны той свободе, которую наши предки завоевали для нас в результате упорной борьбы.

Без этой свободы у нас не было бы ни Шекспира, ни Гёте, ни Ньютона, ни Пастера, ни Фарадея, ни Листера. У нас не было бы ни удобных жилищ, ни железной дороги, ни телеграфа, ни радио, ни недорогих книг, ни защиты от эпидемий; культура и искусство не служили бы всем. Не было бы машин, освобождающих рабочего от тяжелого труда, связанного с производством продуктов первой необходимости.

Большинству людей пришлось бы влачить жалкую жизнь рабов, совсем как во времена азиатских деспотов. Только свободные люди могли стать авторами тех изобретений и творений духа, которые на наших глазах признают ценность жизни.

Вернувшись в Ле-Кок-сюр-Мер, Альберт узнает, что одна американская газета правого толка «Вуман пэтриот корпорейшн» развернула на своих страницах кампанию с целью запретить ему въезд в страну как коммунистическому приспешнику. А репутация пацифиста и антифашиста как будто лишь подтверждает его благосклонное отношение к русскому коммунизму.

«Я убежденный демократ, — отвечает он в интервью „Нью-Йорк уорлд телеграм“. — И именно поэтому я не еду в Россию, хотя получил очень радушное приглашение. Мой визит в Москву наверняка был бы использован советскими правителями в политических целях. Сейчас я такой же противник большевизма, как и фашизма. Я выступаю против любых диктатур».

Лондонской газете «Таймс» и нью-йоркскому журналу «Тайм» Альберт признается, что иногда его «обманывают» организации, которые притворяются пацифистскими или гуманитарными, но «на самом деле занимавшиеся не чем иным, как закамуфлированной пропагандой на службе русского деспотизма. Я никогда не одобрял коммунизм, не одобряю его и сейчас. Я выступаю против власти, порабощающей личность с помощью террора и насилия, проявляются ли они под флагом фашизма или коммунизма».

Из Лейдена приходит письмо от Пауля Эренфеста: «В последние годы я заметил, что мне не хватает понимания, чтобы не отставать от развития физики. Было время, когда я упорно пытался нагнать уходящий поезд, но в отчаянии окончательно сдался. Я совершенно устал от жизни».