В Коцаренко - На огненном берегу [Сборник]

— Родина, — сказал он, — во имя нашей победы я клянусь, что не расстанусь с пулеметом до тех пор, пока не настанет час окончательной победы над врагом. Я буду бить фашистов, пока глаза мои видят, пока сердце бьется, пока хоть один палец сможет нажимать на гашетку. Смерть немецким оккупантам!

Не успел Родичев закончить свою речь, как из рядов 3-й роты донеслось:

— Ни вода, ни огонь, ни сама смерть не будут мне преградой на пути к победе. Клянусь! — это говорил молодой коммунист, замполитрука Мясников.

Долго еще слышалось во всех ротах: «Клянусь!», «Клянемся тебе, Родина!». И тем ценнее были эти слова, что они говорились не по написанному, а вытекали из глубины души воинов. Увидев долгожданное оружие, гвардейцы, горя страстным желанием скорее сразиться с ненавистным врагом, произносили их как клятву.

Вручение оружия закончилось, когда на землю опустились густые сумерки.

Харитонов взглянул на свой хронометр.

— Через два часа пятнадцать минут — форсированный марш. За это время покурить, почистить оружие, приготовиться к маршу. Все, товарищи, — закончил комбат, и мы с ним отправились к кухне, чтобы подкрепиться. На пути из кустов донесся разговор и постукивание металла.

— Интересно, как идет чистка оружия в такой темноте? — сказал Харитонов и направился к одному из расчетов.

— Как тут у вас, не оказалось еще лишних деталей? — пошутил комбат.

— Что вы, товарищ гвардии майор, разбирать и собирать пулеметы мы теперь можем с завязанными глазами.

— Посмотрите, когда выпущен этот пулемет, — спросил я гвардейцев.

— А шут его знает, когда. На штампе даты нет, есть только год—1942. Названия завода тоже нет. Есть какой-то знак и больше ничего, товарищ комиссар. Да это и не имеет никакого значения для нас. Важно, что машинка что надо, — живо ответил один из бойцов и ласково погладил кожух пулемета.

— Это верно, — согласился я.

…В назначенный час батальон выдвинулся взводными колоннами, стал у обочины большака. По дороге с выключенными фарами шли автомашины, двигались артиллерия, обозы, пехота. Все спешили до рассвета попасть на переправу и там, у самой воды, в кустах, зарыться в песок, в землю так, чтобы при свете дня быть невидимыми для врага, а потом под покровом темноты переправиться на ту сторону реки.

Выждав какое-то время, наш батальон, словно маленький ручеек, влился в этот огромный людской поток.

— А ну, ребята, запевай! — крикнул командир 2-м роты старший лейтенант Мартынов. И батальон дружно грянул:

Сухой, еще не остывший от дневного зноя воздух, смешанный с дорожной пылью, щекотал ноздри, сушил во рту. Но лицам солдат потекли ручейки пота, взмокли на плечах гимнастерки. Но батальон шел и шел вперед, на полыхавшее зарево. А когда едва порозовел восток, гвардейцы уже окапывались в оврагах на берегу Волги, километрах в трех севернее Красной Слободы. Отсюда было видно, как фашистские стервятники непрерывно атаковали город с воздуха и от бомб взрывались бензобаки на скате Мамаева кургана, рушились дома и заводские корпуса.

Утром мы с комбатом обошли батальон, осмотрели овраги. Один из них был узкий и глубокий. Увидев его, майор воскликнул:

— Смотри, Калиныч, это же настоящий тир! Как раз то, что нам надо для пристрелки оружия. — Он тут же вызвал командиров рот и оружейного мастера старшину Гуглю, приказал немедленно приступить к делу.

Раздался сигнал:

— Воздух!

Как порывом ветра, всех снесло в овраги и щели. Я на какое-то мгновение задержался на кромке впадины и, вскинув руку козырьком ко лбу, осмотрел мутное от дыма небо. С запада прямо на нас летели шесть «юнкерсов». Шли они низко, оглушительно ревя моторами.

— Какого черта ты торчишь там? Прыгай скорей сюда! — крикнул Харитонов.

Я юркнул к нему в узкую свежевырытую щель. Овраг наполнился трескотней наших пулеметов. Но вражеские бомбардировщики пронеслись над нами и сбросили несколько бомб в рощу, куда только что прибыла батарея артиллерийского полка дивизии.

Сбросив часть груза, самолеты набрали высоту и вновь стали пикировать на ту же батарею. И тут мы увидели, что воздушные пираты кинулись врассыпную, бросая бомбы куда попало.

«Что случилось?» — недоумевали мы.

Через несколько секунд все выяснилось.

С запада появились три «яка». Они стремительно бросились на «юнкерсов», от чего наши пулеметчики пришли в восторг, но не надолго. Сделав несколько выстрелов, два истребителя вдруг отделились, пошли на восток, а третий отбил от общей стаи одного бомбардировщика, устремился ему в лоб. Фашист, по-видимому, понял, что ему не миновать тарана, почти вертикально бросился вниз, но «ястребок» не отставал от гитлеровца. Не стреляя, он наседал на врага сверху. С земли казалось, что истребитель уже взгромоздился «юнкерсу» на спину, и победа была очевидной. Но тут, ко всеобщему нашему огорчению, «як» вдруг отпрянул от бомбардировщика, взмыл вверх и ушел за своими товарищами.